Литературные первопроходцы Дальнего Востока - [86]

Магадан – хорошее место для того, чтобы попробовать убежать от самого себя. В 1960-х это было если не массовым, то достаточно распространённым явлением. «Однажды я уехал в Магадан…» – пел Высоцкий о своей поездке к другу – поэту Игорю Васильевичу Кохановскому, ещё раньше улетевшему из Москвы на Колыму и устроившемуся в газету «Магаданский комсомолец». Этот вектор бегства был типичным для многих. Если до ХХ съезда интеллигенция (и не только) нередко попадала сюда против своего желания, то потом ехали уже добровольно. Как ни странно, это был оазис свободы, говорит дальневосточный литератор, эколог Анатолий Викторович Лебедев, в своё время живший в Певеке и Магадане, друживший с Куваевым и писателями его круга: «Тогда было настоящее паломничество в Магадан, на Чукотку, туда бежали вольнодумцы. В Магадане я встречался с диссидентом Андреем Амальриком[419] у другого диссидента – Мирона Этлиса[420]. Моя жена работала на телефонной станции, куда зимой стягивались бичи, философы, художники, поэты… Север был территорией свободы. Была романтика, были заработки, но была и особая атмосфера. Когда, чтобы выжить, нужно сопротивляться дикой природе, – это создаёт совершенно иной формат мироощущения, поведения, мышления».

Своим появлением на свет Магадан обязан геологии – открытию промышленных запасов золота Юрием Александровичем Билибиным[421] и его соратниками по Первой Колымской экспедиции 1928–1929 годов. Это город северного аскетического достоинства, «восточный Петербург»; гостеприимный, светлый, деликатный. Со своим лицом и удивительной биографией, с мощнейшей интеллектуальной составляющей. С традициями бичевыми и лагерными – но также производственными, научными, культурными.

Младший научный сотрудник

«Геолог начинается с тридцати», – говорит герой «Территории» Катинский. А по-настоящему созревает ещё позже – ближе к пятидесяти.

Случай Олега Куваева нетипичен: неостепенённый молодой «мэнээс» внедряет новые методы, выдвигает смелые гипотезы, и всё это – за какие-то несколько лет. С острова Врангеля Куваев писал, что набрал для диссертации уникальные материалы – года через три, мол, даже помимо своей воли будешь кандидатом наук. Но тут же оговаривался: «Север надоел уже порядком… Закончу отчёт, напишу пару статей и уволюсь к чертям, снова буду вольным художником». В науке для него было слишком много бюрократии и рутины. В начале 1960-х он писал Андрею Попову: «Сейчас у меня богатейшие возможности для научной работы и карьеры. Можно даже говорить о кандидатской кличке через четыре-пять лет при определённой интенсивности труда. Ну а дальше что?» В 1963-м – сестре Галине: «Наука сейчас стала производством, делается массами и, значит, романтики в ней нет… Единственно, что мне помогает выдерживать или, вернее, поддерживать интерес к работе, – это экзотичность всех моих затей». В рассказе «Старый-престарый способ дороги» Куваев подпишется под словами исследователя Гренландии и арктической Канады Кнуда Расмуссена[422]: «Я счастлив, что родился в то время, когда санные экспедиции на собаках ещё не отжили свой век». И добавит от себя: «Может быть, лет через пятьсот, в ультракосмические времена, вот так же будет радоваться человек, которому вдруг понадобится зачем-либо заново изучить ремесло плотника».

Олег Куваев пытался организовать работы в Ледовитом океане на подлодке, мечтал отправиться на поиски золотой статуи одноглазого народа аримаспов на Урале и олгой-хорхоя – гигантского червя пустыни Гоби, убивающего людей и скот на расстоянии (о нём Куваев узнал из рассказа фантаста, палеонтолога, доктора биологических наук Ивана Антоновича Ефремова[423]). Вместе с канадским писателем, экологом, общественным деятелем Фарли Моуэтом собирался искать гигантского «кадьяк-медведя», которого тут же переименовал в «коньяк-медведя». В 1969-м мог пойти в Атлантику и Индийский океан от журнала «Вокруг света» на рыболовном судне, в 1973-м – в Африку, но не вышло. Писал Андрею Попову: «Мир велик, до того велик, что просто хочется локти себе кусать оттого, что нельзя охватить его весь, всё повидать». Летом 1974-го почти получилось – Куваев чуть не отбыл на барке «Крузенштерн» в загранплавание, но снова сорвалось. В последние годы сосредоточился на самом заветном и грандиозном замысле: втроём-вчетвером пройти Северным морским путём на парусно-моторной лодке – дорогой русских первопроходцев, только в обратном направлении, от Певека до Архангельска. Тоже не успел…

Каким он был учёным? Изучение работ геофизика Олега Куваева позволяет утверждать: в науке он был человеком не случайным, пусть и говорил, что пошёл в геологи лишь для того, чтобы бродить с ружьём по тайге или тундре. Куваев был талантливым геофизиком, способным сделать в науке многое. Он и сделал – что успел: внедрил на Чукотке новую методику геофизических исследований, провёл важные измерения на побережье и шельфе Северного Ледовитого океана. Другое дело, что учёным он пробыл слишком недолго. Не желал ходить каждое утро на службу, даже если это не завод, а НИИ и «офисный сезон» длится далеко не круглый год…