Литературные первопроходцы Дальнего Востока - [47]
С другой стороны, книги Владимира Арсеньева отнюдь не были единственным источником знаний Александра Фадеева о жителях Уссурийского края. Скажем, вот как Арсеньев писал о таёжных бандитах – «промышленниках»: «Промышленник идёт в тайгу не для охоты, а вообще, “на промысел”… Он ищет золото, но при случае не прочь поохотиться за “косачами” (китайцами) и за “лебедями” (корейцами), не прочь угнать чужую лодку, убить корову и продать мясо её за оленину. Встреча с таким промышленником гораздо опаснее, чем встреча со зверем». А вот фадеевский Мартемьянов: «Случилось так, что русский тут один, промысленник, убил в тайге ихнего удэгея. Промысленник тут – это такая профессия: ходит он по тайге, высматривает бродячих манз или корейцев, которые, скажем, с мехами идут, или с пантами, или с корнем женьшенем, и постреливает их полегоньку. Называется это – охота за “синими фазанами” да за “белыми лебедями”, потому китайцы всегда в синем ходят, а корейцы в белом». Налицо некоторые расхождения: «промышленники» и «промысленники», «косачи» и «фазаны». Ряд деталей Фадеев явно брал из других источников или собственного опыта.
Есть у Арсеньева и Фадеева некоторые различия в акцентах. Если Арсеньев с горечью писал о разрушении традиционного быта инородцев опиумом, водкой, оспой и вообще цивилизацией, то Фадеев был убеждён в пользе модернизации и приобщения туземцев к достижениям века. Его Сарл – удэгеец прогрессивный: «Весной он добыл у корейцев семена бобов и кукурузы и, впервые в истории народа, понудил женщин возделать землю». У сидатунских китайцев (китайцы из Сидатуна – нынешнего села Мельничного – фигурируют и у Арсеньева) Сарл подсмотрел схему домашней мельницы с использованием труда мула…
Если интеллигентный Владимир Арсеньев ощущал чувство брезгливости по отношению к некоторым чертам инородческого быта, то молчал об этом. Не то – у краснознамённого Александра Фадеева. Вот его Серёжа Костенецкий, во многом автобиографичный, попадает к удэгейцам: «Чем ближе они подходили к посёлку, тем ощутимее становился донёсшийся к ним ещё издалека тошноватый запах несвежей рыбы, разлагающейся крови и чада и тот специфический острый чесночный запах, которым пахнут туземные жилища и одежды… Серёжа, почувствовав внезапный приступ тошноты, отвернулся…»
Владимир Арсеньев в повести «Сквозь тайгу» так описывал камлание шамана: «…Было достойно удивления, откуда у этого старого человека бралось столько энергии… Он куда-то мчался, кого-то догонял и кричал, что не видит земли, что мимо него летят звёзды, а кругом холод и тьма». А вот Александр Фадеев: «Толстолицый рябой удэге с неимоверно длинными обезьяньими руками… выделывал вокруг костра чудовищные прыжки, часто ударяя в бубен, сутулясь и сильно вращая задом… Он проделывал эти телодвижения без единого возгласа, с лицом серьёзным и сосредоточенно-глупым от напряжения… Позы, которые принимал пляшущий, были так дики, нелепы и унизительны и так порой смешны, что Серёже делалось неловко за него». Арсеньев так написать не мог. Для него важнее было другое – этический кодекс инородцев, их жизнь в гармонии с собой, природой, друг c другом.
В пятой части недописанного «Последнего из удэге» Фадеев хотел показать борьбу инородцев против китайских эксплуататоров-«цайдунов», описать лесных бандитов – хунхузов… Не будет большой натяжкой сказать, что он собирался перевести наблюдения и выводы Арсеньева в художественное поле, беллетризовать его «Китайцев в Уссурийском крае».
И Арсеньев, и Фадеев открывали Приморье большой России. Каждому выпала здесь своя война: Арсеньев дрался с «ихэтуанями» и хунхузами, Фадеев – с японскими интервентами. Фадеев не окончил «Последнего из удэге» – Арсеньев не завершил «Страну Удэхе».
Владимир Арсеньев не дожил до пятидесяти восьми, Александр Фадеев – до пятидесяти пяти. Первый завещал похоронить себя в тайге, но был погребён в городе. Второй просил похоронить его рядом с матерью, – а его как VIP-персону союзного значения положили на Новодевичьем.
При Советах
Советскую власть Владимир Клавдиевич принял, хотя истым коммунистом не стал.
«Володя уже в 1918 году полностью перешёл на сторону революции… С ЧК у Володи всегда были хорошие отношения, кроме некоторых мелких доносов», – вспоминала первая жена путешественника Анна Кадашевич. В знак поддержки новой власти он даже сбрил «подполковничьи» усы. Хотя, заметим, Советы окончательно утвердились в Приморье лишь в конце 1922 года.
Анна Тарасова указывает: во время Гражданской войны Владимир Клавдиевич снабжал картами красных партизан и консультировал военный совет Сергея Лазо[268]. Эти данные основаны на воспоминаниях организатора партизанского движения в Приморье Николая Ильюхова[269]. Если Арсеньев действительно сотрудничал с Лазо, то недолго: с февраля по апрель 1920 года. В начале апреля в ходе «японского выступления» Лазо Алексей Луцкий[270] и двоюродный брат писателя Фадеева Всеволод Сибирцев[271] были схвачены и вскоре казнены.
Владимир Арсеньев много лет изучал «японскую угрозу». В Гражданскую войну наиболее последовательными борцами с интервентами (из которых в Приморье самыми активными и многочисленными были именно японцы, надеявшиеся получить Сибирь, чему, кстати, противодействовали другие интервенты – американцы) стали красные. Возможно, на решение подполковника Арсеньева признать новую власть и остаться в СССР повлияло в том числе и это обстоятельство.
Новая книга «Кристалл в прозрачной оправе» – уникальное, почти художественное и в то же время полное удивительных фактов описание жизни на Дальнем Востоке. «Я всего лишь человек, живущий у моря, – говорит автор. – Почти любой из моих земляков знает о рыбах, море, камнях куда больше, чем я. Но никто из них не пишет о том, о чем мне хотелось бы читать. Молчат и рыба, и камни. Поэтому говорить приходится мне».Книга вошла в шорт-лист премии «Национальный бестселлер».
Новое, дополненное издание документального романа «Правый руль». Автор — лауреат премии имени Ильи Кормильцева в номинации «Контркультурная публицистика», а также премии «Магистр литературы» в номинации «Большая проза». Роман неоднократно попадал в шорт-листы других литературных премий («Национальный бестселлер» и «НОС»). Дебютная книга Василия Авченко формально посвящена праворульному движению. Автор отслеживает зарождение и закат индустрии по продаже подержанных японских автомобилей, спасшей в свое время забытое федеральной властью Приморье.
«Глобус Владивостока» имеет подзаголовок-расшифровку: «краткий разговорник-путеводитель, сочинённый для иноязычных и инопланетных». Тут и сленг, и культовые точки, и фирменные блюда, и такие неожиданные фигуры, как, скажем, лейтенант Шмидт, Юл Бриннер, Семён Будённый и Даниил Хармс, тоже каким-то образом связанные с Владивостоком… Владивосток — город морской, вольный, полный авантюристов, офицеров, рыбаков, иностранцев. Какие-то отголоски здешних словечек можно отыскать в других дальневосточных городах, много общего легко найти с городами Сибири, а может, и с далёкими портами вроде Калининграда…
Много лет Александр Фадеев был не только признанным классиком советской прозы, но и «литературным генералом», главой Союза писателей, проводником политики партии в творческой среде. Сегодня о нем если и вспоминают, то лишь затем, чтобы упрекнуть — в отсутствии таланта, в причастности к репрессиям, в запутанной личной жизни и алкоголизме, который будто бы и стал причиной его самоубийства… Дальневосточный писатель Василий Авченко в своем исследовании раскрывает неполноту и тенденциозность обеих версий фадеевской биографии — «советской» и «антисоветской».
«Владивосток-3000» — фантастическая, но тесно связанная с реальными событиями киноповесть о существовании параллельного мира-пространства — города Владивосток-3000, в котором черты настоящего Владивостока слились с чертами его альтернативных, но нереализованных воплощений — от английского Порт-Мэя до китайского Хайшеньвэя. Владивосток-3000 — романтическая мечта о Тихоокеанской республике, где власть принадлежит морским офицерам. Мечта об идеальном городе-порте — свободном, экологически чистом, независимом, где никто не обращает внимание, с какой стороны у машины руль, а добыча даров моря из отрасли экономики превратилась во всеобъемлющую полумистическую республиканскую марикультуру. Киноповесть рассказывает о том, как попасть в эту Тихоокеанскую республику, можно ли попросить в ней политического убежища, как связаны между собой два мира — реально существующий Владивосток, воспетый Ильей Лагутенко в песне «Владивосток-2000», и удивительный Владивосток-3000, существующий на страницах одноименного произведения.
Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «„Моби Дика“ советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.