Литературные первопроходцы Дальнего Востока - [46]
В текстах своих Арсеньев и Фадеев «встречаются» то и дело. Это и понятно: жили в Приморье, писали в одно – плюс-минус – время. Но дело ещё и в настроенности на одну волну.
У Арсеньева и Фадеева – общая литературная генеалогия. Горький говорил, что Арсеньев объединил в себе Брема и Купера, сам Арсеньев указывал в сцене знакомства с Дерсу: «Передо мной был следопыт, и невольно мне вспомнились герои Купера и Майн Рида». Фадеев называл своими учителями тех же Купера и Майн Рида, Джека Лондона… Не случайно бремовская «Жизнь животных» фигурирует у Фадеева в «Последнем из удэге» – с её помощью подпольщики зашифровывают переписку.
Можно говорить не только об общем географическом, литературном, лексическом пространстве обоих писателей, но и о буквальных совпадениях и даже прямых заимствованиях, сделанных Александром Фадеевым у Владимира Арсеньева.
У Арсеньева упомянут Кашлев по прозвищу «Тигриная Смерть» – неожиданно тихий, скромный человек. У Фадеева в «Последнем из удэге» читаем: «Мартемьянов сказал Серёже, что Гладких – сын прославленного вайфудинского охотника, по прозвищу “Тигриная смерть”, убившего в своей жизни более восьмидесяти тигров. Правда, по словам Мартемьянова, Гладких-отец был скромный сивый мужичонка, которого бивали и староста, и собственная жена». В фильме «Аэроград», над которым режиссёр Александр Довженко начинал работать вместе с Фадеевым, прозвище «Тигриная смерть» носит Степан Глушак, охотник и партизан.
Известны следопытские таланты Дерсу – а вот описание удэгейца Сарла у Александра Фадеева: «Рассматривая следы, человек заметил дорогу, идущую из соседнего распадка. Он немного спустился, изучая её. Одна лошадь была поменьше, кованная только на передние ноги, другая – побольше, кованная на все четыре. Вёл их один – русский, судя по обуви, – человек с небольшими ступнями. Несмотря на то, что он лез в гору, он шёл не на носках, как ходят молодые, сильные люди со здоровым сердцем, а ставя накось полные ступни, – человек этот был немолодой».
В «Дерсу Узала» Владимира Арсеньева говорится: «Лет 40 назад удэгейцев в прибрежном районе было так много, что, как выражался сам Люрл, лебеди, пока летели от реки Самарги до залива Ольги, от дыма, который поднимался от их юрт, из белых становились чёрными». Ту же фразу приводит Александр Фадеев в «Последнем из удэге»: «Когда-то народ был велик. В песне говорилось, что лебеди, перелетая через страну, становились чёрными от дыма юрт».
Фадеев был внимательнейшим читателем Арсеньева. Из выступления Фадеева на конференции московских писателей в марте 1941 года, где обсуждалась повесть Нины Александровны Емельяновой[267] «В Уссурийской тайге»: «Возьмём “В дебрях Уссурийского края” Арсеньева. Там дыхание покрупнее. Он ставил более серьёзные проблемы гуманизма. Эту книгу можно пустить массовым тиражом, но имейте в виду, что и эта книга тоже не была книгой для всех… Какая-то сторона этого произведения не доходила до читателя…»
Называя Владимира Арсеньева писателем «не для всех» (это, разумеется, не в упрёк Арсеньеву – скорее в упрёк читателю), сам Александр Фадеев писал для всех. Если Арсеньев подходил к материалу, прежде всего, как учёный, хотя степень беллетризации в его прозе достаточно высока, то Фадеев дополнял Арсеньева, осмысливая тот же самый материал в чисто художественном ключе. Произведения Арсеньева кажутся фундаментом, на котором Фадеев строил свой романный текст. Фадеев продолжил с того места, где остановился Арсеньев. Арсеньев помогал Фадееву, но и Фадеев – Арсеньеву, вытаскивая его темы и сюжеты в поле массовой (в хорошем смысле слова) литературы.
Прозу Александра Фадеева возводили к толстовской и горьковской традициям, но есть в ней и несомненные арсеньевские мотивы. Вряд ли на кого-то Владимир Арсеньев вообще повлиял сильнее – разве что на Михаила Пришвина с его дальневосточными произведениями 1930-х. Яснее всего влияние арсеньевских текстов на Фадеева прослеживается в таёжных главах «Последнего из удэге». Сам Фадеев не скрывал своей преемственности: «Об этом народе (удэгейцах. – В. А.) имеются прекрасные исследования В. К. Арсеньева… Я считал себя вправе использовать эти труды в своём романе».
Возможно, даже имена героев «Последнего из удэге» Фадеев брал у Арсеньева. У последнего упомянут старик Люрл – это имя встречаем и в «Последнем из удэге». Описывая зверства китайца Ли Тан-куя, Арсеньев упоминал: «Двое из удэхейцев – Масенда и Само из рода Кялондига… поехали в Хабаровск с жалобой». Масенда появляется и у Фадеева. У фадеевского Сарла тоже есть двойник: Арсеньев писал, что в местности со странным названием Паровози живёт старшина удэгейцев Сарл Симунка.
Как и Владимир Арсеньев, Александр Фадеев доброжелательно относился к инородцам и негативно – к местным китайцам, их закабалявшим. Арсеньев называл удэгeйцев первобытными коммунистами – о том же писал Фадеев: «Пржевальский совершенно не понял удэгейцев… Он, конечно, не мог и подозревать, что имеет дело с первобытными коммунистами…» Герой фадеевского рассказа «Землетрясение» Кондрат Сердюк (его прототип – вышеупомянутый Василий Глушак) говорит о гольдах: «Благородство в них есть… Потому что у них промеж себя братский закон». Тот же Сердюк вспоминает разговор с неким «образованным полковником», который «места наши на карту снимал», – не с Арсеньевым ли?
Новая книга «Кристалл в прозрачной оправе» – уникальное, почти художественное и в то же время полное удивительных фактов описание жизни на Дальнем Востоке. «Я всего лишь человек, живущий у моря, – говорит автор. – Почти любой из моих земляков знает о рыбах, море, камнях куда больше, чем я. Но никто из них не пишет о том, о чем мне хотелось бы читать. Молчат и рыба, и камни. Поэтому говорить приходится мне».Книга вошла в шорт-лист премии «Национальный бестселлер».
Новое, дополненное издание документального романа «Правый руль». Автор — лауреат премии имени Ильи Кормильцева в номинации «Контркультурная публицистика», а также премии «Магистр литературы» в номинации «Большая проза». Роман неоднократно попадал в шорт-листы других литературных премий («Национальный бестселлер» и «НОС»). Дебютная книга Василия Авченко формально посвящена праворульному движению. Автор отслеживает зарождение и закат индустрии по продаже подержанных японских автомобилей, спасшей в свое время забытое федеральной властью Приморье.
«Глобус Владивостока» имеет подзаголовок-расшифровку: «краткий разговорник-путеводитель, сочинённый для иноязычных и инопланетных». Тут и сленг, и культовые точки, и фирменные блюда, и такие неожиданные фигуры, как, скажем, лейтенант Шмидт, Юл Бриннер, Семён Будённый и Даниил Хармс, тоже каким-то образом связанные с Владивостоком… Владивосток — город морской, вольный, полный авантюристов, офицеров, рыбаков, иностранцев. Какие-то отголоски здешних словечек можно отыскать в других дальневосточных городах, много общего легко найти с городами Сибири, а может, и с далёкими портами вроде Калининграда…
Много лет Александр Фадеев был не только признанным классиком советской прозы, но и «литературным генералом», главой Союза писателей, проводником политики партии в творческой среде. Сегодня о нем если и вспоминают, то лишь затем, чтобы упрекнуть — в отсутствии таланта, в причастности к репрессиям, в запутанной личной жизни и алкоголизме, который будто бы и стал причиной его самоубийства… Дальневосточный писатель Василий Авченко в своем исследовании раскрывает неполноту и тенденциозность обеих версий фадеевской биографии — «советской» и «антисоветской».
«Владивосток-3000» — фантастическая, но тесно связанная с реальными событиями киноповесть о существовании параллельного мира-пространства — города Владивосток-3000, в котором черты настоящего Владивостока слились с чертами его альтернативных, но нереализованных воплощений — от английского Порт-Мэя до китайского Хайшеньвэя. Владивосток-3000 — романтическая мечта о Тихоокеанской республике, где власть принадлежит морским офицерам. Мечта об идеальном городе-порте — свободном, экологически чистом, независимом, где никто не обращает внимание, с какой стороны у машины руль, а добыча даров моря из отрасли экономики превратилась во всеобъемлющую полумистическую республиканскую марикультуру. Киноповесть рассказывает о том, как попасть в эту Тихоокеанскую республику, можно ли попросить в ней политического убежища, как связаны между собой два мира — реально существующий Владивосток, воспетый Ильей Лагутенко в песне «Владивосток-2000», и удивительный Владивосток-3000, существующий на страницах одноименного произведения.
Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «„Моби Дика“ советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.