Литературные майораты - [34]

Если проэктъ закона о литературной собственности будетъ принятъ, то не останется и признака учрежденій и идей 1789 г. Духъ Франціи совершенно измѣнится; чтобы окончательно уничтожить послѣдніе слѣды революціи, стоитъ только дать новому закону войти въ силу и внести его въ сводъ законовъ.

Народъ только до тѣхъ поръ держится своихъ учрежденій и законовъ, пока они соотвѣтствуютъ идеалу, имъ самимъ выработанному; какъ скоро этотъ идеалъ будетъ потрясенъ, общество тотчасъ преобразовывается. Такимъ образомъ революція 1789 г. была отреченіемъ отъ религіознаго, политическаго и соціальнаго идеала, освящоннаго литературой ХVІІ-го вѣка. Точно такимъ-же образомъ, реакція, начавшаяся во время консульства, усилившаяся послѣ 1848 г., есть ни что иное, какъ возвращеніе къ этому старому идеалу, конечно съ нѣкоторыми ограниченіями, которыхъ требуетъ духъ нашего времени.

Благодаря сочиненіямъ Боссюэта, Фенелона, Флери, Арно, Паскаля, Бурдалу и дона Каломе, Христіанство пріобрѣло такой раціонализмъ и такой блескъ, какихъ оно никогда не имѣло, даже во времена св. Августина. Философія, математическія и естественныя науки, поэзія и краснорѣчіе, способствовали этому преображенію Христіанства. Съ тѣхъ поръ явилась возможность съ гордостію проповѣдывать Евангеліе: всякій вѣрующій могъ положительно сказать, что за него стоятъ и божественный и человѣческій разумъ. Христіанство стало больше чѣмъ вѣра, — оно сдѣлалось цѣлой системой міра, человѣка и Бога.

Славу религіи раздѣлила и монархія. Прозаики и поэты соединили свои усилія для обоготворенія и восхваленія монархіи, которой теорія народнаго самодержавія, введенная протестантами, придала еще болѣе значенія, проповѣдуя, что монархическая власть опирается и на преданіе и на логику.

Въ семнадцатомъ вѣкѣ еще не понимали, что принципы общественнаго управленія слѣдуетъ выводить изъ науки права; всѣ единодушно признавали принципы власти, освящонной церковью, исходящей отъ Бога и воплощонной, по мнѣнію однихъ, въ лицѣ короля, по мнѣнію другихъ — въ лицѣ народа. Но разъ, что говорятъ о божественномъ происхожденіи власти, то совершенно безсмысленно влагать власть эту въ руки народа, дѣлать подданнаго королемъ, и называть правителемъ того, назначеніе котораго — быть управляемымъ.

Не смотря на всѣ бѣдствія, которыя пришлось ей потерпѣть, соціальная іерархія наконецъ удостоилась освященія. Мольеръ, Буало и Ла-Брюэръ хотя и надсмѣхались надъ маркизами, но тѣмъ не менѣе питали глубокое уваженіе къ самому принципу дворянства, въ которомъ видѣли одно изъ необходимыхъ условій существованія общества и которое считали проявленіемъ личнаго достоинства. Такъ какъ и до сихъ поръ есть еще люди, которые утверждаютъ, что равенство имуществъ и состояній — химера, то дворянство имѣетъ полное право на существованіе, а Фенелонъ въ своемъ Телемакѣ и Сенъ-Симонъ въ своихъ Мемуарахъ отстаивающіе кастовое различіе сословій и требующіе расширенія власти и значенія дворянства — совершенно правы. По мнѣнію этихъ великихъ публицистовъ Ришелье совершилъ тяжкое преступленіе, унизивъ значеніе дворянства; необходимѣйшею же реформою, которой ждали и по смерти Людовика ХІV, точно также какъ прежде ждали во время его несовершеннолѣтія было — возстановленіе феодализма. Что касается до буржуазіи, то, составленная изъ корпорацій и цеховъ, она, вмѣстѣ съ парламентомъ была твердою опорою стараго порядка.

Литература, служащая прототипомъ общества, способствовала сохраненію существующаго порядка, идеализируя его. Подобная идеализація прикрывала страшнѣйшія злоупотребленія, гнуснѣйшіе пороки, только съ помощію этой идеализаціи Франція могла просуществовать до 1789 г. Слава великаго вѣка, затмившаяся во время двѣнадцатилѣтняго революціоннаго волненія, вновь ожила въ наше время и мы восторгаемся эпохой Людовика ХIV, больше чѣмъ самые его современники.

Какимъ же образомъ Франція могла отторгнуться отъ такого могучаго идеала; какимъ же образомъ могла существовать революція? —

Мы знаемъ, что ХVІІ вѣкъ — вѣкъ консерватизма и вѣры имѣлъ болѣе наклонности къ искусствамъ, чѣмъ къ разсужденіямъ. Разумъ употреблялся въ дѣло только для того, чтобы поддерживать и украшать существующій порядокъ; поэзія и искусство, благодаря тридцатилѣтнему процвѣтанію, сдѣлались главнымъ элементомъ ХVІІ вѣка. ХVIII вѣкъ держался совершенно противоположнаго направленія; побуждаемый къ тому и наукою, и плохимъ положеніемъ дѣлъ, онъ сталъ сравнивать дѣйствительность съ идеаломъ, больше размышлялъ, чѣмъ восторгался, сталъ анализировать существующій порядокъ и этотъ анализъ привелъ его къ отрицанію.

Въ самомъ дѣлѣ, и въ церкви, и въ власти, и въ дворянствѣ, и въ духовенствѣ, вездѣ дѣйствительность была отвратительна и даже тѣ, которые меньше всего были предубѣждены противъ существующаго порядка, должны были отвергнуть всякую возможность излеченія и, слѣдовательно, должны были видѣть всю неудовлетворительность идеала.

Однимъ словомъ, революція была протестомъ положительнаго разума противъ внушеній воображенія и вѣры и всѣ послѣдующія событія были послѣдствіемъ этого протеста. Идеалъ монархіи, феодализма и теологіи былъ ложенъ, т. е. я хочу сказать, что дѣйствительность, на которой онъ основывался, была нераціональна и безнравственна и что рано или поздно, критика должна была уничтожить его привлекательность. Анализъ XVIII вѣка былъ безупреченъ и революція была его законнымъ послѣдствіемъ.