Литературная Газета, 6623 (№ 48/2017) - [41]

– Бортпроводница, – прошептал кто-то.

– Нет, это стюардесса.

– Дураки. Это одно и то же…

– Много знаешь…

«Да тише вы», – прошипела я, боясь что-то не разглядеть в этой красоте. Невысокая блондинка с очень тонкой талией, огромными голубыми глазами и ямочкой на щёчках. Она улыбнулась и медленно стала спускаться к нам. На ней был костюм тёмно-серого цвета, на голове – аккуратная пилотка под цвет. Юбка до колен и чёрные лакированные туфли на высоких каблуках подчёркивали её точёные ножки. Она излучала божественный свет. Она парализовала мой ум – я не могла отвести от неё взгляд. Дойдя до середины лестницы, девушка произнесла ангельским голоском:

– Ну что, малыши, снимаем сапожки и вперёд в самолёт!

Сапожки полетели на взлётную полосу, а мы побежали по красной дорожке. Вверх-вверх-вверх… В самолёте снова встретились с мужчиной, открывшим нам решётчатую дверь. Он что-то рассказывал, но я ничего не слышала: была под гипнозом стюардессы. Я протискивалась среди одноклассников, чтобы стоять поближе к ней, рядом с ней и вдыхать аромат её духов. Этот запах впился в мой мозг.

Домой я вернулась словно с другой планеты. Переоделась, пожарила яичницу и вышла на огород – сёстры копали картошку.

– Где так долго была? Вишь, погода портится, собирай быстрее в мешки, – обе в один голос.

Я медленно, нехотя стала собирать картошку в ведро и думала о неведомом мне далёком мире, в котором царят другие – отличные от деревенских – запахи, и живут другие – красивые – люди. «Вот вырасту и тоже стану стюардессой. И буду летать. И больше никогда не буду собирать эту картошку. Ни-ког-да. Только возьмут ли меня туда с моими чёрными волосами? Бывают ли черноволосые стюардессы?»

Я весь вечер думала над этим вопросом и не знала ответа. Мама за ужином встревожилась:

– Ты случайно не заболела? Что-то вся притихшая и почерневшая.

Я заплакала.

– Заболела?

– Да…

– Что болит? Простудилась? Горло, живот, что?

– Не знаю. В голове рой всяких мыслей. Я стюардессой хочу стать.

– Чего? Какой стюардессой? Девочки, что она несёт? Что случилось? – спросила она у сестёр.

Те хихикнули и пожали плечами.

– Настоящей стюардессой. Только вряд ли меня возьмут, черноволосую, – я отодвинула чай и вышла из-за стола, ушла в комнату, что была отделена от печки занавеской.

На кухне всё ещё что-то обсуждали. Потом на кухню зашёл отец, только что вернувшийся с работы, с уборочной. И на мамин вопрос: «Что молчишь?», тихо вздохнул:

– Да новость у меня плохая. Только что узнал, что Петрович, Евтихий Петрович умер. Инфаркт… Ведь только вчера заходил… Кстати, а где Рита? Она была сегодня в аэропорту? Он же хотел первоклассникам экскурсию организовать. Сегодня, говорил, пробная посадка самолёта будет. Успел ли?

– Успел…– тихо ответила я из-за занавески.

Формула родины

Формула родины

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Удмуртии

Теги: Маргарита Зимина , поэзия Удмуртии

Маргарита Зимина

Родилась в 1947 году в городе Можге Удмуртской АССР. Работала учителем в удмуртском городе Камбарка. Автор пяти стихотворных сборников, редактор-составитель коллективных сборников «Камбарка поэтическая» и «Любовь моя, провинция» (стихи граховских поэтов).

* * *

…Сначала на погост: причина веская:

Уже давно на кладбище родном

Лежит рядком родная улица Советская –

Мой некогда гостеприимный дом.

И бабушки знакомые, и дедушки…

Судьбе согласно или вопреки

Там – правые, тут – левые соседушки,

Мои друзья, мои ученики.

И милые, и донельзя противные –

Иному во хмелю был чёрт не брат!

Партийные лежат и беспартийные,

И старые, и юные лежат.

Лежат, как жили: семьями и кланами.

Те ссорились при жизни, те – дрались.

С любовями безумными и драмами…

И только тут в согласье ужились.

И слабые, и бесконечно стойкие,

Кто малости любой был в жизни рад…

Кто войнами добит, кто перестройками.

К чему им рай? За что, скажите, ад?

Здесь все мои мечты разбились детские…

Стою, недоумения полна,

И плачу по тебе, моя советская,

Родная бестолковая страна!

Уроки вышивания

Мама в прошлом была мастерицей –

И к вязанью талант, и к шитью –

И не раз ей случалось сердиться

На безрукую дочку свою.

Помню ежевечерние пяльцы,

Керосиновых ламп полумглу,

Как не слушались детские пальцы

Ненавистную эту иглу.

Было трудно с узорами сладить,

Преуспеть в ремесле непростом…

Но училась я вышивке гладью,

Рукоделью болгарским крестом.

Задавалась высокая планка,

И внушались основы основ:

Мастерицу покажет изнанка,

Где совсем не видать узелков.

…Я искусницей так и не стала –

Не проснулся во мне интерес,

Ибо сызмальства предпочитала

Всем искусствам плетенье словес.

Тоже, впрочем, нелёгкая штука,

И не каждому с ней совладать…

Но давалась мне эта наука

Много легче, чем крестик и гладь.

Поначалу не так уж и сложно:

Сами просятся в столбик слова.

Но и здесь лишь с изнанки возможно

Обнаружить следы мастерства.

* * *

Господи, уже впадаю в детство…

Страшно уходить в небытиё.

Внука милосердное соседство –

Истинно спасение моё.

Он не знает, что такое скука:

Сколько в мире всяческих затей!

И всё больше понимаю внука.

И всё меньше – выросших детей.

Ждать

Ждать