Литературная Газета, 6601 (№ 23/2017) - [20]

Нежизнь

И вот мальчик куда-то пропадает. Звягинцев любит «удары судьбы», в рукаве у фокусника всегда в запасе смерть. В «Возвращении» – нелепая гибель отца, в «Изгнании» – самоубийство жены, в «Елене» – убийство мужа, в «Левиафане» – опять самоубийство жены, в «Нелюбви» – исчезновение (убийство, самоубийство?) маленького сына.

Все критики (и либералы, и патриоты) хвалят волонтёров, которые ищут Алёшу. Многие и не знали, что у нас в стране такие люди есть, они придут на помощь, потратят свои время и деньги, чтобы найти пропавшего (пропащего). Жаль, что характеры этих добровольцев, как будто пришельцев из других миров, не раскрыты. Кто они, откуда? Последователи доктора Лизы, «братья» Навального, какие-то новые комсомольцы, «чёрные копатели»? Жаль, что режиссёр не даёт возможности внимательней приглядеться к ним. Зеркало поставлено перед другими.

В фильме непонятно, Алёшу или какого-то другого погибшего мальчика нашли волонтёры. «Будет трудно», – говорит родителям главный спасатель (Алексей Фатеев) перед опознанием тела. Эту сцену сняли с одного дубля: показали актёрам муляж окровавленного тела, и они отреагировали… Сильная сцена, было трудно. Исполнительница роли Жени Марьяна Спивак (кстати, внучка замечательной Жанны Прохоренко и дочь прекрасного актёра Тимофея Спивака) сыграла так эмоционально, точно и страшно, что я многое простил её героине. Простил и сценариста с режиссёром, два часа мучивших меня. Мина тягуче замедленного действия разорвалась. Катарсис, очищение, раскаяние? Ах, если бы здесь была бы поставлена точка…

Нет, Звягинцев не таков. Катарсиса нет, есть эпилог, где, как в своём отклике телеведущая Юлия Меньшова огорчённо констатировала, появился «внезапный указующий перст автора».

Прошло года три. В России по-прежнему дождь со снегом. Квартира всё ещё не продана – ремонтируется. Боря живёт у новой жены – жизнью, очень похожей на предыдущую, сидит со своим новым сыночком, да и вдруг раздражённо сажает (почти швыряет) его в манеж. Как злобным овощем был, так и остался.

А что у Жени? Непонятно. Она тоже не больно счастлива, но в отличной спортивной форме, в роскошных апартаментах нового мужа. Бежит по беговой дорожке в олимпийке Воscо c надписью Russia. Быстро бежит. На месте. То есть с героями ничего не произошло. Они не изменились. И лобовая метафора в финале: раша – злая узколобая баба, которая что бы ни произошло, тупо топчется на месте.

Э, постойте! А мальчик?

Мы так и не узнали, погиб Алёша или нет. И если погиб, то как, от чего? Мы же так ему сопереживали, вместе с волонтёрами его искали! А режиссёру это не важно. Сконструирована ещё одна притча о стране, которая враждебна своим детям.

Писатель Алексей Слапов­ский цитирует страстный панегирик Антона Долина, полемизируя с ним: «Он дал чеканное определение: «Звягинцев ввёл вполне экспериментальную форму: совмещение умозрительной притчи с социальным психологическим реализмом». Но в этом-то как раз и дело: что у нас впереди, лошадь или телега, человек или умозрение?»

Одни любят Звягинцева за умозрительные притчи и указующие персты, другие как раз за них и не любят, потому что любят жизнь, но кино, как говорят артисты, работавшие со Звягинцевым, он любит больше жизни.

Некино

В первой статье, посвящённой Андрею Звягинцеву («Семя Гольфстрима», «ЛГ», 19.10.2011), я сравнивал его с великим предшественником Андреем Тарковским: «В прологе «Зеркала» мальчик-заика пытался заговорить и… заговорил, у Звягинцева мальчик пытается прыгнуть с вышки и… не прыгает». Тут вроде прыгнул, но....

По-прежнему актуально написанное в статье, посвящённой «Левиафану» («Кино, не совместимое с жизнью», «ЛГ», 04.02.2015): «Главное в фильме не то, что он антироссийский (хотя все требования, так сказать, приглашающей стороны в этом смысле выполнены) или антикапиталистический (чего нет и в помине), а в том, что он беспредельно унылый».

Звягинцев, конечно, уникальный режиссёр, но, что меня более всего удивляет, в его фильмах нет юмора, а также тепла и… любви. Однако интерес к ним велик. Загадка.

Относительные ценности

Относительные ценности

Искусство / Искусство / Театральная площадь

Фомина Мария

Теги: искусство , театр

Кое-что о светской комедии и современной режиссуре

На сцене Театра комедии имени Николая Акимова – снова английская комедия. Не самая известная и не самого популярного в России автора: «Относительные ценности» Ноэла Коуарда.

Она была создана в начале 1950-х годов и, отражая дух послевоенного надлома сословного общества, вполне «смотрибельна» и в наш век перелопачивания и смешения социальных ролей, статусов, функций и даже масок. В центре зрелища, поданного как смесь английской самоиронии и режиссёрского самовыражения (постановка Анатолия Ледуховского), – скандальный брак молодого графа Маршвудского (острохарактерная работа Александра Корнеева) с голливудской звездой Мирандой – яркой девицей средних лет сомнительной биографии и поведения. Постановка начинается как «немая фильма» – гигантской проекцией – и разделена на три эпизода, названных по именам трёх главных героинь пьесы: Мокси – преданной служанки, которая вдруг оказывается старшей сестрой будущей невесты (гротескная и яркая Ирина Цветкова), Фелисити – элегантной хозяйки дома (в блистательном исполнении Ирины Мазуркевич) и, наконец, самой Миранды (эффектная Дария Лятецкая). Вообще эта ироничная английская комедия светских нравов, которые чуть не нарушил приезд несветской и брутальной актрисы, разыгрывается «акимовцами» безупречно. К актёрам никаких претензий, они демонстрируют неоскудевающие возможности русской театральной школы, которая отлично подходит и для изображения склонных к лёгкому лицемерию и тонкой самоиронии «аглицких» милордов и миледи.