Террор 1917-го: кто виноват?
Террор 1917-го: кто виноват?
Политика / Мир и мы / Реплика
Осипов Валентин
Теги: общество , политика
Признание британского агента
Чем ближе ноябрь 2017-го, тем чаще в СМИ идёт поиск виновных в классовом терроре во время революции и братоубийственной Гражданской войны.
Но отчего же забыто наинадёжное свидетельство знаменитого главы британской спецмиссии в России, профессионального разведчика и организатора антисоветского заговора в 1918-м Роберта Локкарта. Он писал: «В Гражданской войне немало повинны союзники (речь о странах Антанты – союзниках царской России. – В.О. ). Мы содействовали усилению террора и увеличению кровопролития» (Р. Локарт. «Буря над Россией». Рига, 1922).
Сумма прописью
Искусством переводить стрелки западные политики овладели давно. Так и в увязке с событиями революции 1917 года. Официальной датой начала красного террора считается 17 августа 1918 года. Почему? В этот день в Петербурге бывшим студентом, юнкером во время Первой мировой войны, социалистом Каннегиссером был убит народный комиссар Северной Коммуны, руководитель Петербургской Чрезвычайной комиссии Урицкий. Вот выписка из официального документа: «При допросе Леонид Каннегиссер заявил, что он убил Урицкого не по постановлению партии или какой-нибудь организации, а по собственному побуждению, желая отомстить за арест офицеров и расстрел своего друга Перельцвейга». Спустя десять дней, 28 августа, социалистка Каплан уже в Москве покушалась на жизнь Ленина. Новые власти России были вынуждены отвечать…
В конечном итоге белый террор оказался столь же бессмысленным для достижения поставленной цели, как и всякий другой. Командующий войсками США в Сибири генерал Грэвс вспоминал: «В Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами» и «количество большевиков в Сибири ко времени Колчака увеличилось во много раз в сравнении с количеством их к моменту нашего прихода».
В диалоге с судьбой
Искусство / Искусство / Театральная площадь
Щербаков Константин
В роли Мольера заслуженный артист России Андрей Егоров
Теги: „Кабалп святош“ , премьера , Театр Российской армии , искусство
Премьера „Кабалы святош“ в Театре Российской армии
Привилегия возраста – многое помню. Помню, к примеру, как Анатолий Эфрос, при самоотверженной поддержке артиста Пелевина, спектаклем «Мольер» по Булгакову прощался со зрителями Театра имени Ленинского комсомола, из которого в ту пору был изгнан. И зрители уходили из театра с ощущением мучительной потери, разрушения дома. Или другая эфросовская работа над «Мольером», та, что вместе с Любимовым, где противостояние художника и власти было доведено до края, до последней черты.
А вот артист Ришар Мартен, одновременно взрывной и изящный, – французский Мольер в спектакле русского драматурга Михаила Булгакова и русского режиссёа Сергея Арцибашева (Театр на Покровке). Он уходил из жизни, сопровождаемый отчаянным пением Высоцкого, – и возникал клубок догадок, версий, ассоциаций, которые держали крепко, не отпускали долго.
Как долго не отпускали предсмертные минуты Мольера – Олега Ефремова. Словно лет тридцать было сброшено, и во всю мхатовскую сцену засветились глаза, засветилась улыбка «современниковского» Олега.
Не бойся старости. Что седина тебе – пустое!
Бросайся, рассекай водоворот,
И смерть к тебе не страшною, простою,
Застенчивою девочкой придёт.
Чего вдруг Светлов вспомнился, с какой стати? А вот вспомнился, хотя смерть приходила к ефремовскому Мольеру отнюдь не застенчивой девочкой.
И вот ещё Мольер – Александр Ширвиндт в спектакле Театра сатиры – невозмутимый, ничему не удивляющийся, ко всему привыкший – так нет, и его ведь достали, и его…
Наверное, классику имеет смысл ставить, если в предыдущих сценических работах, пусть блестящих, тебе, лично тебе было что-то недодано.
В спектакле Бориса Морозова «Кабала святош» (художник Анастасия Глебова, художник по костюмам Андрей Климов, композитор Рубен Затикян, балетмейстер Алексей Молостов) стихия игры свободно перехлёстывает рамку театра Пале-Рояль, целиком завладевая Малой сценой Театра Российской армии.
Мысль о том, что жизнь и сцена едины, и не всегда поймёшь, где что, получает здесь новое подтверждение. Где лица, где маски, кому как комфортней?
Артисты мольеровского театра играют – понятно, такая у них профессия. Но, однако, король Людовик Николая Лазарева – такой заботливый, снисходительный, чуткий, только надо почтительно и с пониманием относиться к его урокам жизни и творчества. И сердить его не надо. Ибо если рассердишь, такая сущность вырвется изнутри, из-под маски, что страшновато сделается. Совсем страшно.
А в маркизе д’Орсиньи Сергея Федюшкина немного от привычного скандалиста, дуэлянта. Кажется, надоела ему эта роль до крайности, устал, годы, а играть надо, должен быть в королевской свите такой персонаж.
И, наконец, Архиепископ Сергея Смирнова – здесь удобная маска так приросла к лицу, что уже не отдерёшь, и ненависть к любому проявлению духовной свободы обретает черты фанатичной искренности.
