Литературная Газета, 6598 (№ 20/2017) - [19]

В своих эфирах он также без счёта сыплет именами. Тут и Хокинг, и Уоллес, и Бёрден, и Бернал, и Холдейн, и Джонсон. Кого только нет. К какой аудитории он, собственно, обращается? А ни к какой. Просто «демонстративное повышение собственной значимости»!

Жизнь он определяет как набор химических реакций. Впрочем, тот же Базаров, готовивший себя к карьере уездного лекаря, утверждал, что порядочный химик в двадцать раз ценнее любого поэта. Пушкин, если помните, не нужен, когда существует «дельный Бюхнер»! Наши футуристы ещё сто пять лет назад предлагали «бросить Толстого и Достоевского с парохода современности». И он примазался, пытаясь дать пощёчину общественному вкусу после того как её уже дали. Своего рода ремейк. Но не в жёлтой кофте Маяка, а в пиджачке, бабочке и жилеточке. Как бы пощёчина наоборот.

Футуристы, отвергая Пушкина, хотели создать новый, «самовитый», русский язык. Наш вообще считает русский язык лишним, некой культурной ошибкой, цивилизационным рудиментом, поскольку он отгораживает нацию от мировой научной мысли, коммуницирующей, как известно, на английском.

По-моему, Горький когда-то хорошо сказал про все эти загибы: «Лермонтова с парохода? Бурлюков – на Сахалин».

Человек в халате

Он называет себя анатомом, для которого всё человечество состоит из набора внутренних органов. Для него национальность, литература, вера, язык – «всего лишь внутривидовые игры приматов», то есть возможность «пользоваться самками, лучшей едой, лучшей пещерой». Так ведь тот же Базаров считал, что Павел Кирсанов «не мужчина, не самец», так как распустил нюни от любовной не­удачи. И предлагал проштудировать анатомию глаза, чтобы развенчать «загадочный взгляд», называя его романтизмом, гнилью и художеством.

Он символично считает себя человеком в халате, а не в пижаме. Для него разница – принципиальна, ибо он – исследователь (анатом), а исследователь пребывает именно в халате (резиновом? а, может, в халате из «Палаты № 6»?). А как же пиджачок? Представляете себе оскаруайльдовского денди с розой в петлице в химической-то лаборатории? Но при этом он продолжает жеманничать: «Вы предлагаете мне снять халат исследователя и залезть к мышам». Под мышами он подразумевает интелли­генцию.

Будем считать интеллигенцию ещё одним павловским раздражителем, хотя на этом поприще у него найдётся масса союзников. Всегда ведь выползет не менее пошлый слушатель, сродни горьковскому инженеру Суслову из «Дачников», который скажет: «А ведь он прав, чёрт возьми! Проще надо».

Эволюция на конюшне

Одно время он заделался ярым лошадником. И прожил бы, может быть, до конца своих дней, как и многие добрые люди, на конюшне. Благородное ведь дело и в меру безобидное. Так ведь нет – исследователя и анатома как носителя универсального знания понесло на мозг человеческий. Бросив лошадок, он издал книгу «Происхождение личности и интеллекта человека». Там рецензенты нашли не менее 60 фундаментальных ошибок, не считая мелких брызг полной некомпетентности и подтасовок.

На мнения экспертов, конечно, можно глубоко начхать. Ибо тот же Базаров когда-то изрёк: «Я ничьих мнений не разделяю. Я имею свои». И наш-таки имеет, заявляя, в частности, что эволюция разума человека на протяжении последних двух миллионов лет никак не связана с эволюцией мозга. Что-то подобное, и тоже с потугой на эпохальность изрекал и Евгений Васильевич, утверждая, что все люди друг на друга похожи как телом, так и душой, и что достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других, и что так называемые нравственные качества одни и те же у всех. Но если у нигилиста Базарова это посылы ниспровергателя, уездного, правда, масштаба, то у нашего – потуги эпигона того же масштаба, но резвящегося на давно уже вытоптанной поляне. И как подтверждение – релиз: «Была и есть некая серая масса и интеллектуалы, между ними всегда была чёткая демаркационная линия. Сейчас серая масса получила возможность легализовать свою культуру. И ею упивается».

Но ежели кто вздумает возразить что-либо на эту многопудовую банальность, так у него наготове Гейденгайн (неясно только отец или сын – оба физиологи), который утверждал: «Если вы знаете, что вы правы, никогда не спорьте, потому что дураков не изменить».

А пошляков?

Побиватель мифов

Он неуёмный мифологоборец. Как и многие нынче. Тут, правда, надо заметить, что миф ещё никому победить не удавалось. Зато можно словесно оторваться.

Его разухабистое богоборчество – слепок с антиклерикальных штампов в стиле журнала «Безбожник». Прошедшая через Эпикура и Лукреция, Боккаччо и Рабле, Вольтера и Дж. Толанда, «Тартюфа» и «Гавриилиаду», Свифта и Гашека, Калязинскую челобитную и Демьяна Бедного антирелигиозность давно приобрела некие стойкие черты, и добавить к аргументации – умной или глупой, выдержанной или хамской, научной или мистической – нечего. И найти новые сатирические черты непросто. Настоящая сатира – вещь тонкая, малозависящая от химических реакций.

Юродивые, которых с таким самозабвением топчет наш герой, – не венец веры. Как и просветители – не венец познания. И стоит ли при этом тягаться, кто больше уморил народу? Растерзание Гипатии Александрийской так же омерзительно, как и массовое гильотинирование аббатов и кюре, как сбрасывание с колоколен русских попов вкупе с надругательством над их дочками, как издевательство над малолетними обитателями монастырских приютов. Быдло – рядится ли оно в христианские одежды или революционные, в рясу или будённовку – остаётся быдлом!