Литературная Газета, 6597 (№ 19/2017) - [26]

И выход из этой смуты видит не в каких-то благих свершениях, а в заботе о собственной душе: «Господь, вопрос мой разреши. / Он вызывает опасенье: / Что если Родины спасенье / В спасенье собственной души?»

Я за словом лезу в душу,

Но не чью-то, а свою.

Это больно, очень больно,

Как свои считать грехи.

И поэтому невольно

Коротки мои стихи.

В отличие от многих «православных» писателей, Николай Зиновьев исполнен истинного смирения. Глубоко понимая, что православие – это вовсе не тема поэтического творчества, а его свойство:

Я жертва дьявольской эпохи,

И рай не светит мне, увы,

Но я пишу. Пишу о Боге.

В надежде, что спасётесь вы.

Николай Зиновьев покорил читателей не упованием на «новую литературу», помня о том, что «несовременного искусства не бывает» (А. Блок). Если, конечно, это искусство. А установкой на «классическую лиру», вполне осознавая, как это «несовременно», наконец, как это невыгодно в обществе, в котором создаётся индустрия «новой литературы», выращивания «новой» плеяды писателей. Разумеется, «либеральных» исключительно…

Я взял классическую лиру,

Безмолвна каждая струна.

Играть не хочет лира миру,

Которым правит сатана.

Кто из поэтов не философ?

И мне мир нынешний не мил.

И я поставлен пред вопросом:

Сменить мне лиру или мир?

У Николая Зиновьева много стихов о стихах, для читателя, как принято считать, вроде и не обязательных. Ведь мы сегодня так уклонились от природы художественного творчества… Наше представление об образном мышлении оказалось так заслонённым позитивистскими и материалистическими воззрениями, что и само высокое предназначение поэта стало пониматься превратно. Как служба, а то и как обслуга, а не служение. Потому теперь и надо об этом напоминать постоянно: «Это тоненький рожок, / Петь его не приневолишь…»

Что хотите услышать, друзья?

Если правду, то правду – нельзя.

Её лик в наше время так жуток,

Что за ваш опасаюсь рассудок.

Вы готовы к такому условью?

Не такого вы ждали поэта?

Но, поверьте, лишь только любовью

Продиктовано свыше мне это.

Но а если вы всё же решите,

Что пришёл я не с теми словами.

Я уйду. Вы лишь только скажите,

А любовь пусть останется с вами.

Как это – «правду – нельзя»? Но это ведь обычное положение русского поэта – брать на себя боль открывающегося мира. Как, скажем, в стихах Я. Полонского: «…ложь всем явная наивно лицемерит, / Где робкое добро себе пощады ждёт, / А правда так страшна, / что сердце ей не верит…»

И всё же, как думается, поэзия Николая Зиновьева оказалась столь близкой и необходимой современным читателям потому, что он, как и должно поэту, удерживает «вниманье долгих дум» (А. Пушкин). А это думы о Родине, о России, о нашей народной судьбе. Ведь сегодня, может быть, как никогда встаёт вопрос о том, почему миру необходима великая Россия. Как уже было давно: «Это Россия, это её необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена» (А. Пушкин). Как было всегда: «Мы, как послушные холопы, / Держали щит меж двух враждебных рас / Монголов и Европы!» (А. Блок). Так в ХХ веке Россия сдержала натиск Запада и спасла мир от фашизма. На той войне был мой отец Иван Ефимович. Вернулся. И родился я. У Николая Зиновьева на той Великой войне в 1942 году погиб дед Александр Кондратьевич Соболь.

Давно по миру слух ползёт,

В умах родившись не в убогих:

Россия скоро упадёт.

Не веселитесь наперёд!

Коль упадёт – придавит многих.

А может статься, что и всех.

Что, кроме мокрого следа,

Тогда останется от мира?

Молитесь лучше, господа,

За нашу Русь, а то – беда.

Так мне пророчествует лира.

Такой поэт неудобен переустроителям мира на революционных началах и их идеологическим пособникам. А потому в его стихах усматривается слишком много печали, поэт-де слишком часто пишет о грехе и о зле…

В 2010 году, к пятидесятилетию поэта, при поддержке администрации Краснодарского края вышел внушительный том стихотворений Николая Зиновьева «Круг любви и родства». В золотом тиснении, как издают классиков. Этому тому была предпослана статья Валентины Ефимовской из Санкт-Петербурга «Гражданин несуществующей страны», умаляющая и даже унижающая поэта. Почему «несуществующей»? Да, в девяностых годах было такое поветрие, когда смена общественной формации и режима были приняты за гибель России: «России нет… Не надо возмущённых И гневных фраз А истина проста: Есть горстка душ искусно разобщённых. Давным-давно не помнящих родства…» (С. Хохлов). И у Н. Зиновьева есть стихи об этом. Но это состояние его персонажа, о чём свидетельствуют отчаянье и горькая ирония. Выводить из этого концепцию для характеристики творчества поэта, вынося её в название статьи, нет никаких оснований:

Эх, закачу-ка я штанины,

Несите ноги, вы вольны,

Куда хотите гражданина

Несуществующей страны…

Ну что же, нет страны и ладно.

Выходит, кончилось кино.

Зато пока ещё прохладно

В бутылке терпкое вино…

Но особенно достаётся поэту за его веру. К примеру, В. Ефимовская пишет: «Вызывает недоумение прямая речь от имени Бога». Это почему же она вызывает недоумение? Надо полагать, что тем самым поэт «кощунствует». Но разве в русской поэзии ничего подобного не было? Вспомним хотя бы стихотворение М. Лермонтова «Когда надежде недоступный…», в котором есть именно прямая речь от Бога: