Литературная Газета, 6569 (№ 39/2016) - [18]

И сама не знала, что «тяжёлая», когда мужа провожала. А вот в баню раз пошли, свекровка спину трёт Анне и говорит: «Хорошо бы парень был. То вон, ли-ко, мужиков как косит. Война закончится, Яким придёт, будем дом новый ставить. Большой, чтобы и сыновьям место, и дочке светёлка». И правда – беременной оказалась Анна. Свекровку Анна не только уважала, но и побаивалась: та ведуньей была. И знать не знала, а ведала. Много того она говорила, чего никто не знал. Вот про всё-всех ведала, а про младшенького своего – нет. И как похоронку получили, не верила. Говорила: жив, жив, жди. А как Анна могла не ждать? Ждала. И однополчанин, когда приехал, рассказал, свекровь как подкосили – быстро иссохла. А Анна ждала. Знала, что погиб, а ждала. Однополчанин этот, Пётр, её потом и в город к себе приглашал, говорил, что они с Якимом и ещё одним товарищем – тот тоже погиб, но позже Якима – обещали друг другу: кто жив останется, поедет в семью друга, коли кто погибнет, и расскажет, что и как. А коли выживут – будут в гости ездить. В городе есть что посмотреть, а у Якима – охота хорошая.

Но Анна не поехала гостевать. При таком хозяйстве, детях малых – какое гостевание? Но когда дети поехали в город учиться: старший Макар, потом Нинушка, потом Егор, – то Пётр их привечал. Сам выучился на инженера, семью фронтового друга не забывал, Анне говорил: «Яким тобой гордился. И детьми такими всякий родитель гордился бы».

Да Анна и гордилась. Вот только разлетелись – Макар военным стал и аж на Камчатке осел! Полюбилась ему эта Камчатка! Анна раз у него была. Навсегда звал. Хотя и сам знал – мать не уедет ни от могил, ни от Якимушкина дуба. Яким мальчонкой ещё из жёлудя вырастил и во дворе посадил. И очень любил свой дубок, как с живым порой разговаривал. И Анна потом стала с дубом этим разговаривать. И словно с мужем: расскажет, посоветуется… Свёкор то и дело на них со свекровью в сердцах: «Ну, язычицы! Одна, старая, нечистая её знает, с кем советует. Без молвы, без радива всё знает. Другая дуба в сообчники призывает».

Дочку Нину аж в саму Москву высватали! В саму Москву! На завод практиканты приезжали, и она на практике была, там они с Андреем как два комсомольца так сошлись, что и расстаться не в силах. Он распределение в их область взял. Потом, как отработал, к нему в Москву уехали. И у них Анна гостевала. Да тоже по дому скучала. Внуки в деревне каждое лето паслись. И никакой работы деревенской не боялись. Что по их возрасту – всё делали, хотя и москвичи. А сейчас Нина в Америке. Муж работать поехал, ну а она – мужнина жена, за ним. Лучше бы развелась, честное слово. Но уехала: приедем, приедем, вернёмся… Да какой там! Внуки уже там устроились. Нина-то ясно, что тоскует. Да хорохорится: мама, я тут востребованный человек. Востребованный! Инженер-станкостроитель ведёт кружок «Умелые руки» для детей таких же вот горемык, которые с Родины в чужие края уехали. Сама себя успокаивает, что востребована. Ну и дай бог, пусть тешит себя, что нужна людям. Матери вот тоже нужна, да…

Анна боится: как бы не приехала Нина-то и не узнала, что в деревне она одна осталась – все разъехались, померли… Когда дочь уезжала, в деревне ещё дома-то стояли. Даже почта была. А потом – как срезали деревню. Дачниками ещё в прошлом году жили люди, а в этом – никто не приехал. Анна сначала писала письма в Америку, Колька их пересылал, а потом – всё по телефону, даже мобильным научилась пользоваться. Сейчас вся связь с миром – через этот мобильный. Вот Анна и дочери, и сыну, который со своей Камчатки тоже никак не выберется, рассказывает, как ей хорошо, как за ней медсестра ухаживает, как соседские внуки по хозяйству помогают. А зачем дочке-сынку сердце рвать, что мать одинокой, почти столетней старухой в своём углу медвежьем сидит? Да и почему «медвежьем»? Это зять так Потаповку называл. О медведях только старые люди и помнили. А деревенские ни одного не встречали. Волки, лисы, лоси, кабаны, рыси даже – это да. Зимой вон волки собаку Аннину пугают. Как Пальма заскулит, так Анна её отвязывает, и та домой рвётся. Дверь открыть не успеешь – Пальма протискивается, под кровать лезет. А потом к ногам жмётся. Это так и знай – волки кругом ходят. У Анны ружьё есть. От Якима осталось. Анна и сама стрелять научилась для самообороны. Пригодилось. Порой выйдет – бах! Успокаивает себя. Когда туго было, просили – продай ружьё. Нет. Как любимую вещь любимого мужа продать? Даже карточка есть. После свадьбы поехали в город фотографироваться. И Яким ружьё взял. На карточке вот она сидит, Яким стоит, в поднятой руке ружьё.

Нет, не увидела она на параде фотографию Якима своего! Хотя если Колька обещал, то обязательно выполнит. Тот за фотографией приезжал, планы строил: ночью мотану в Москву, дорога свободная, утром – уже там, пройду – и обратно, к утру дома.

Но в такой толпе как углядишь? Да и зрение уже – название одно. Как увидела она прошлый год парад в Москве «Бессмертный полк», как понесли все фотографии своих родных, у Анны сердце зашло: а почему мой Яким по Красной площади не идёт? Он только на карточках эту площадь и видел. А ведь воевал под Москвой. Тогда, просмотрев парад, подошла к стене, задрала голову и мужу на портрете пообещала: «Якимушка, не знала я, что можно тебя сводить на площадь, прости. Но на другой год – будет и тебе парад. Обещаю, свет мой». Дожить бы только. Колька поможет. Хороший парень Колька. С Нинушкой в классе учился, в институт оба поступили, но у него отец с войны без ног пришёл, и Колька как единственный сын вернулся в деревню. Перевёлся на заочное. Стал агрономом… Очень переживал, что Нина за другого вышла. Женился поздно: приехала молодой специалист, учительница в деревню. Сошлись. Колька заезжает к Анне. Но тоже – семья, не наездишься за десять километров. Вот всё Колька да Колька. Он и сам уж седой дед, Колька-то.