Литературная Газета, 6564 (№ 34/2016) - [17]

Москва в романах Орлова многонаселена персонажами, калейдоскопична, с этими персонажами всегда рядом автор, не скрывающийся ни под какими масками, дающий намёки на свою реальную жизнь. Так, в «Камергерском переулке» есть очень смешная история о том, как одна из начинающих писательниц пыталась выдать своё катастрофическое неумение складывать слова за новое направление в литературе, за поиск и эксперимент. В этом авторском самопоказе выявляется одно очень важное качество Орлова, писателя знаменитого, много издаваемого и переиздаваемого. Он стыдился публичности, блеска, не лез на трибуны и эстрады, в отличие от многих своих коллег по цеху, готовых даже со смертного одра сбежать, лишь бы выступить перед престижной аудиторией. Стыд этот был связан с острым пониманием того, что вся эта публичная мишура, бешеный в своей неутомимости самопиар мешают художнику выполнить свою миссию до конца, что несчастный и бесконечно страдающий, особенно в последние 25 лет в нашем отечестве, народ не примет такой модели поведения, не простит гламурных кривляний. Потому и своей жизненной манерой, и описаниями себя в романах он настойчиво подчёркивал, что он один из миллионов наших людей, которые не видят своей жизни ни за перегородками успеха, ни тем более в башне из слоновой кости славы…

Отсюда начало «Камергерского переулка». Почти апологетическое описание счастья простого московского человека, не чуждого определённого гедонизма:  «Прокопьев любил солянку. Случалось, заходил в проезд Художественного театра, а с возвращением имени – в Камергерский переулок, и там, в закусочной, заказывал солянку. Коли усаживался за столик у двери, мог – правда, с наклоном головы – наблюдать хорошо известную ему памятную доску. Созерцал он её и на подходе к закусочной. Золочёные буквы на куске искусственного, надо полагать, гранита сообщали о том, что в здешнем здании проживал и работал Сергей Сергеевич Прокофьев. За столиком Прокопьев вступал в рассуждения. Иная буква в фамилии – и вот тебе разница! Сергея Сергеевича Прокофьева знали все, а его, Прокопьева, – с десяток человек. Но мысли об этом приходили, лишь когда была откушана водка (или кружка пива) и горячей вошла в Прокопьева солянка. После рассуждений о буквах «п» и «ф» можно было подумать и о второй порции солянки».

Говоря об Орлове, конечно же, нельзя не упомянуть о его фантастическом мистицизме. Случалось мне слышать, как наиболее рьяные патриоты, от цитат Брежнева и Горбачёва в докладах в один миг перешедших к постоянным отсылкам к Божьему промыслу, обвиняли Орлова едва ли не в сатанизме. Особенно доставалось в гневных эскападах «Альтисту Данилову». Думаю, это крайне несправедливо. Орлов – подлинно русский художник, и всякий сатанизм ему был чужд. А его попытка исследовать возможности психологии человека, дать ему шанс на сверхдуховную силу (отсюда его герои, двигающие дома, способные переходить в четвёртое измерение или просто обладающие целым набором сверхъестественных качеств) – это творческое дерзание, а вовсе не богоборчество. Люди уходят, а дерзания их остаются. Дерзания Владимира Орлова создали в пространстве «щель» (как в том же «Камергерском переулке»), в которую его почитатели всегда могут проникнуть и начать жить там по её прекрасным, поборовшим зло законам.

А я любил советскую страну…

А я любил советскую страну…

Литература / Литература

Красников Геннадий

Теги: Поэзия , литература

Геннадий КРАСНИКОВ

* * *

Лето, лето… Долгий день, короткий сон…

Колокольный, колокольчиковый звон…

Пахнут губы земляникой на заре,

пахнет мятой и мелиссой на жаре.

Гнутся с яблоками ветки до земли,

тонут бархатные в клевере шмели…

Где-то молния стальной блеснёт струной,

и опять гроза обходит стороной.

Осыпаются смородина с куста,

отступаются тщета и суета.

То ли впрямь синица море подожгла,

то ли туча, то ли молодость прошла…

Лето, лето… Долгий день, короткий век…

Оставайся человеком, человек…

* * *

Будто новый Ной перед Потопом,

строю свой ковчег один как перст,

становлюсь то глупым филантропом,

то жестокосердым мизантропом,

объявившим: нет свободных мест!..

Филантроп внушает: пусть спасутся!

Места хватит!.. Скоро грянет гром…

Мизантроп внушает: пусть пасутся

эти твари… Пусть они смеются

над моим отчаянным трудом!..

Но когда в полнеба вспышки молний

огненные впишут письмена, –

ни обид, ни подлости не вспомню,

и ковчег мой, всяким сбродом полный,

пощадит безумная волна!..

* * *

Через мучеников мы узнаём, кто мучитель.

                            Русские старцы

Через тебя, Россия, узнаём, –

в какие дни и времена живём,

за что бранят нас и грозят откуда,

и кто мучитель твой, и кто Иуда.

Через твою смиренную печаль

мы узнаём, кому тебя не жаль

и кто смеётся, руки потирая,

когда стоишь ты жертвенно у края.

Через твои святые образа,

через твои небесные глаза

мы узнаём ответ для нас не новый –

кто на тебя надел венец терновый…

Через тебя мы знаем испокон,

кого воротит от твоих икон,

и кто в тебя свой первый камень бросит,

и уксус кто к твоим устам подносит…

Через тебя сполна узнали мы,

какой нам путь готовят силы тьмы,