Литературная Газета, 6546 (№ 12/2016) - [24]

. И хотя большинство художественных вкраплений удачными не назовёшь – не потому что плохи, а потому что скучны, – литературовед, в отличие от беллетриста, из Аствацатурова откровенно интересный.

В своих филологических изысканиях Аствацатуров до той степени хваток, что читать его не то чтобы одно беспримесное, но всё-таки удовольствие. К тому же, несмотря на сознательно сниженный интеллектуальный ценз, занять себя смогут и пресыщенные любители покопаться в архитектонике. Так что если интересно, почему тексты Сэлинджера суть отражение читателя, а Генри Миллер не только старый распутник, но и ниспровергатель всей системы европейского миропонимания, – вот они, три сотни страниц удобным для глаз шрифтом.

Андрей Мягков

Почти, но не Чехов

Почти, но не Чехов

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Теги: Элис Манро , Луны Юпитера

Элис Манро. Луны Юпитера. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. – 320 с. – 6000 экз.

Последние три года канадскую писательницу Элис Манро, очень известную и признанную на родине, много переводят и публикуют на русском языке, неизменно сопровождая каждую новую книгу вереницей похвальных аннотаций. На обложке сборника рассказов «Луны Юпитера» все цитаты из рецензий не поместились – продолжение занимает первые четыре страницы книги. После такого настойчивого убеждения в одарённости и чуть ли не гениальности автора и особенно после сравнения Манро с Чеховым ожидаешь чего-то действительно выдаю­щегося.

На самом деле Чехова и Манро объединяет (да и то с натяжкой) только простота фабулы – кажется, что в рассказах ничего не происходит. «Люди только чай пьют, а в их душах совершается трагедия». Но это впечатление обманчиво: между чаепитиями герои Манро флиртуют, женятся, рожают детей, изменяют супругам, ссорятся, разводятся, навещают родственников, работают, теряют работу, сплетничают, изредка читают и ещё реже о чём-то задумываются – словом, живут полной жизнью среднестатистического обывателя, замкнутого в своём мирке провинциального города или деревни. Именно эта жизнь простых, не склонных к рефлексии, людей интересует Манро настолько, что всю свою жизнь она посвятила рассказам о них.

К герою рассказа «Катастрофа» приходят сообщить о смерти сына – и застают его с любовницей. Все думают, что горе сблизит супругов и неприятный инцидент вскоре забудется, но герой бросает жену и детей и женится на любовнице. Всю оставшуюся благополучную жизнь она гонит от себя мысль, что не имела бы своего счастья, если бы тот мальчик не умер. Автор недвусмысленно называет катастрофой аварию, в которой погиб ребёнок, но не даёт оценку произошедшему после, да и вообще избегает прямых оценок, предпочитая пристальное наблюдение любому суждению. Это самый остросюжетный рассказ в сборнике, исключение, только подтверждающее правило: Манро описывает внутренний, а не внешний мир, и поэтому придаёт колоссальное значение мелочам.

«Прибавив шагу, она тронула Дона за локоть. Я узнала это прикосновение – виноватое, тревожное, ободряющее. Таким прикосновением ты даёшь мужчине понять, что благодарна, что ценишь его терпение и предпринятые ради тебя усилия, хотя они, возможно, слегка ущемляют его чувство собственного достоинства. Когда моя дочь таким жестом прикоснулась к мужчине, к мальчишке, я вмиг состарилась: больше, чем состарюсь, когда пойдут внуки». За счёт таких по­дробных комментариев короткие по сюжету рассказы выглядят длинновато. При этом Манро удивительно скупа на портретные детали, по которым мы обычно считываем ту или иную эмоцию. Вместо этого автор обращается непосредственно к самим эмоциям и прямо открывает даже неосознанные мотивы своих героев, просто пользуясь позицией всеведущего автора. Реже (и в этих случаях рассказ интереснее) – сохраняет дистанцию наблюдателя, который не понимает, что у человека в душе, а напрямую спросить не может. Герои Манро вообще не склонны к искренним диалогам, ограничиваясь вежливыми формулами или в лучшем случае намёками. Тогда рассказчик сып­лет предположениями и домыслами, которые и делают обычные истории такими интересными – хотя и граничащими со сплетней.

Эта добротная плавная проза уже несколько десятилетий пользуется огромной популярностью на Западе. Мы же о ней мало что знали до тех пор, пока Манро не получила Нобелевскую премию в 2013 году. Что сделало бесхитростную рассказчицу такой востребованной и любимой, за что дают Нобеля, как воспринимают русскую классику за рубежом и какую литературу выгоднее продавать – всё это вопросы не праздные, но уже порядком наскучившие. Ясно, что перед нами – небесталанный беллетрист, но, конечно, не Чехов. Не стоит терять здравомыслия.

Дарья ГРИЦАЕНКО

Шестикнижие

Шестикнижие

Книжный ряд / Библиосфера

ИСТОРИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Карпенко Виктор.  Яр, ордынский князь. – Н. Новгород: Бикар, 2015. – 252 с. – 500 экз.

«Я р, ордынский князь» является логическим продолжением романов В. Карпенко «Братья» и «Ярославичи»  –  в нём также изображены картины жизни средневековой Руси, в частности княжества Нижегородского.   Опираясь на летописные своды, арабские и булгарские источники, где раскрываются события времён татаро-монгольского ига, Карпенко ярко и образно воссоздаёт мир, казалось бы, хорошо известный ещё со школьной скамьи, но порой осве­щаемый в нашей литературе поверхностно и тенденциозно.