Литературная Газета, 6508 (№ 18/2015) - [17]

Вырыли её из глубины.

Тишина, ни грохота, ни пыли –

Всё движенье транспорта закрыли,

Лишь машины «красного креста»

За углом, пока сапёры рыли,

Не бросали своего поста.

Вот она ложится ржавым пузом

Осторожно на песочек в кузов.

Повезли за город напрямик.

Никогда с таким гремучим грузом

Не водил шофёр свой грузовик.

Как в разведке, он сверхосторожно

Движется: её толкнуть неможно, –

Что там тлеет у неё в груди?

И конвой милиции дорожной

Едет впереди

И позади…

Этой гнили место бы в утиле,

Да её взрывчаткой начинили,

И клеймо есть: сорок первый год.

Сколько лет назад войну убили,

А она из прошлого ползёт…

Война не кончилась

Война не кончилась тогда в победный час

Для тех, кто сам стрелял, в кого стреляли…

И раньше смерти каждого из нас

Она уйдёт когда-нибудь едва ли.

Те пули, те осколки, что в меня

Летели, лишь замедлили движенье.

И мы поныне гибнем от огня,

Число потерь имеет продолженье.

Зато не понимали мы хандру,

Хотя судьба нас принимала злее.

Ну что ж, и я в сражении умру,

А не от равнодушья околею.

Контрольный улей

В прибое цветения пчёлам разгулье,

День зноен и липовым цветом пропах.

На улочке пасеки крайний из ульев

Приподнят слегка на контрольных весах.

Весы, что обычны под крышей амбара,

Где бочки, мешки, – неожиданны здесь.

Попробуй с их помощью граммы нектара,

Добытые грузными пчёлами, взвесь.

Но как подскочило весов коромысло

От тяжести вольного промысла пчёл.

Орудуя гирями, пасечник в числа

Секреты цветения не перевёл.

Как шатко, как всё переливчато в мире.

Уж ночь, а закат не уймётся никак.

И этот, стремящийся с помощью гири

Вселенную уравновесить, чудак.

Как я мечтал жениться в давний год!

Как я мечтал жениться в давний год!

Воображал, перенося любви все муки, –

Вот ждёт жена меня с работы у ворот,

Вот льёт из ковшика, когда я мою руки,

И полотенце подаёт.

Вот я сажусь за ужин в поздний час,

О, как вкусны из рук любимой щи да каша!..

Одна беда – тогда ходил я в первый класс,

Ну а она была учительница наша

И за руку водила нас...

Сколько встретил дорог и тропинок в тайге я

Сколько встретил дорог и тропинок в тайге я!

А ведь кто-то там первым оставил свой след.

Кто-то первым прошёл эту глушь, не робея,

И за это кукушками только воспет.

Как и в жизни, законы таёжные строги,

Как и в жизни, здесь правильный путь не любой.

Здесь ходи не ходи – не родиться дороге,

Коль никто по следам не пойдёт за тобой.

Вот говорят, что чувства в мире ветхи

Вот говорят, что чувства в мире ветхи,

В век кибернетики привязанностей нет.

Но даже воробей, вспорхнувший с ветки,

Оглянется, а ветка машет вслед.

Ночуя в поле, не проспишь зари

Ночуя в поле, не проспишь зари.

Пусть тишина, пусть богатырски спится –

Вдруг вздрогнет что-то светлое внутри,

Как спугнутая сновиденьем птица.

Встаёшь с охапки сена на меже

У куреня, где ночь тебя застала,

Оглянешься, и всё вокруг уже

Проснулось разом, словно по сигналу.

Вспорхнул из трав чуть различимый гул,

Лишь первый луч проклюнулся случайно;

Вот виноградник глубоко вздохнул,

Донёсся дальний говорок комбайна.

Роса стекает с каждого листа,

Вчерашней пыли слой смывая тонкий.

Торчит тугая гроздь из-под куста,

Как вымя, жадно ждущее телёнка.

Смертельней яда ложь

Смертельней яда ложь,

Хоть пишешь и пейзажи:

В них всё, чем ты живёшь,

И много больше даже.

Знай, это похвала,

когда кого-то в мире

В пылу ругнут со зла:

– Да ты, брат, чистый лирик!..

Что ж, лирика чиста –

Течёт росою вешней

С зелёного листа

Проснувшейся черешни.

Ищу свои слова,

Пусть прибыль нулевая,

Сквозь холод мастерства

Путь преодолевая, –

Живу среди полей

Как некое растение, –

Душа всё тяжелей,

Но выше тем не менее.

Ну вот пробился к богу

Ну вот пробился к богу,

Минуя важный стол,

Вхожу...

Но у порога

Забыл, зачем пришёл.

Забыл! Была ж причина.

Вселенский был вопрос!

Прорвался не по чину

И вот – к земле прирос.

Ну, напрягись же, разум,

Должна явиться суть

Открытия, чтоб разом

Всё к счастью повернуть.

А бог сидит усталый,

Счёт на секунды тут,

Министры, генералы

Учтиво, нервно ждут.

И за спиной – мерцанье:

На карте той порой

Кружится мирозданье,

Пылает звёздный рой.

Такой довёлся случай!

Сгораю со стыда.

С какой мольбою жгучей

Пожаловал сюда?

Да ничего не надо,

Да я в другой бы раз...

И задом, задом, задом

Стремлюсь убраться с глаз.

Под стрекот кинокамер

В прожекторных лучах

Зуд обличенья замер

И пламень мой зачах.

Что излагал в застолье

Друзей своих среди,

Сейчас неясной болью

Колотится в груди.

Во тьму качусь без силы,

Вот-вот – и не живу...

И долго стыдно было

Уже и наяву.

Вдруг, бывает, боль сомнёт свирепо

Вдруг, бывает, боль сомнёт свирепо –

В чаше жизни вместе с мёдом яд.

Те, что душу вознесут на небо,

Наготове за спиной стоят.

Будет день, и я землёю стану,

Груз всё тяжелей день ото дня.

Вверх и вниз земля и небо тянут,

Разорвать готовые меня.

Подготовила Олеся РУДЯГИНА, КИШИНЁВ

Теги: фронтовая поэзия

«Шинелями пахнут стволы тополей»

Юрий Влодов. Летопись. - М.: Время, 2015. – 128 с. – (Поэтическая библиотека). – 1000 экз.

У Юрия Влодова (1932–2009) всё совпало – талант и судьба. Наверное, так и должно быть у настоящего поэта. Без размаха, бесшабашности, отчаянности, безрассудной русской надежды на авось не написать таких строк: