Литературная Газета, 6488 (№ 47/2014) - [16]

В национальных характерах русских и испанских народов много общего, близки и наши культуры - Дон Кихот Ламанчский для нас так же близок, как и, скажем, Евгений Онегин и Пьер Безухов. Сегодня русскую речь можно услышать во всех уголках Испании, но, как выясняется, даже образованные наши соотечественники смутно себе представляют современную литературу этой прекрасной страны. 

"Литературная газета" начинает цикл публикаций о сегодняшней изящной испанской словесности. Открываем, конечно, поэзией, которую ещё древние философы считали высшим искусством.

Юрий ПОЛЯКОВ

   Поэзия Иберийского полуострова любима у нас так, как, возможно, ни одна другая в мире. Достаточно сказать, что первый же опыт стихотворного переложения с гишпанского – переведённый Карамзиным романс о графе Гвариносе – через четверть века записали собиратели устного народного творчества – у кого бы вы подумали? Ни за что не догадаетесь – у яицких казаков! Точно так же в ХХ веке уходили в народ строки других испанских поэтов – Федерико Гарсии Лорки, Антонио Мачадо, Хуана Рамона Хименеса[?]

В 1975 году на базе Союза писателей СССР была организована советско-испанская комиссия по литературным связям, курировавшая переводы и устраивавшая ежегодные встречи литераторов обеих стран попеременно в Испании и Советском Союзе. Несколько лет назад Институт Сервантеса попытался возродить эту замечательную традицию, пригласив в Москву молодых испанских поэтов, чьи имена с тех пор перечисляются общей скороговоркой в отечественных обзорах современной зарубежной литературы: Антонио Мочон, Игнасио Картахена, Луна Мигель, Хосе Мартинес Рос. Вот только в чём состоит своеобразие каждого из упомянутых авторов, вы из этих статей не узнаете, да и переводов стихов нигде не найдёте – они были подготовлены к мероприятию, но так и не публиковались. «Литературная газета» исправляет это упущение!

В отличие от представителей молодой литературной поросли поэт, открывающий эту подборку, далеко не юн – он принадлежит к поколению пятидесятилетних. У себя на родине Франсиско Акуйо прославился математически выстроенной, невероятно сложной в смысловом отношении и в то же время очень эмоциональной лирикой, отлитой в классическую форму. Если кому-то из темпераментных испанцев и удалось алгеброй гармонию поверить, то в первую очередь ему! 

Ирина КОВАЛЁВА

Франсиско АКУЙО, р. 1960

ГРАНАДА

О ЗВУЧАЩЕМ ЦВЕТЕ

Той музыки в картине отголосок

услышав, к свету поверну судьбу

я, тигр священный, у кого на лбу

звенящих линий тишины набросок.

Конец начала отобьёт отросток,

дух в шумном теле взмоет к вечной сини,

не потому ль нас трогают в картине

утёкшая вода, угасший свет,

ключ, вторящий безмолвию в ответ:

что было прежде и не будет ныне?

РУСЛО ВРЕМЕНИ

Покоем дан в развитии числа

набросок душ, поправших скоротечность,

где вне пределов времени смогла

суть сущего измерить бесконечность,

где светятся и звуки, и цвета,

лучится синева мелодий летних,

и сладких ароматов красота

не принимает доводов последних,

определяя всё, что нужно ей,

пусть на глазок, но точного точней!

***

Луч греет, миг всего горя,

а мрак навек оледенит:

им искорёженный зенит

разгладит летняя заря,

но мы июнь от января

не отличим и свет – от тьмы,

рожденье лета, смерть зимы…

Прах к праху, к духу дух теперь.

В небесный сад открыта дверь.

А правда ль существуем мы?

Перевод Ирины КОВАЛЁВОЙ

Антонио МОЧОН, р. 1980,

ГРАНАДА

*** 

Что говорить про дождь, когда насквозь

промокла жизнь, и в гуще непогоды,

чтоб из былого вырвать на авось

какой-то миг, – отдать не жалко годы.

Уснуть и спать, и слушать пульс, и греть

щекой его удары. Дорогая,

я растерял – и растеряю впредь –

часы и дни, мгновенья сберегая.

Что говорить про дождь, раз он везде –

он с нами спит, он не проходит мимо.

И лишь привычной близостью к воде

желанье сочинять и объяснимо. 

***

Я так долго смотрю на твои руки,

что уже и не знаю, на что смотрю.

Так бывает,

когда вдруг скажут: «Сейчас вылетит птичка!» – ждёшь, а её всё нет;

то же и твои руки – сколько ни смотри,

по-прежнему есть на что поглядеть –

точно так, когда говорят: «Птичка!» –

и ждёшь её, ждёшь…

***

Я спросил тебя – в день

вроде этого, на кромке

иного сна, об утренних птицах –

твоих любимых. Уж ты-то знала

о тёмных глубинах

пустынного моря,

там, внутри.

Ты ответила, что любовь

и птицы, а также «быть»

и «дарить» – это одно и то же. 

***

И вот ты вываливаешь передо мной

целый ворох клочков и обрывков –

что-то от нашей любви всё-таки уцелело.

Только что с гордо поднятой головой

ты спускалась на улицу,

чтобы подобрать все эти бумажки,

клочки, лоскутки –

и вдруг среди них, у тебя в ладонях,

словно сама любовь:

маленькая, чудом уцелевшая чёрная птичка. 

ОСНОВЫ*

Птица-птица иже на проводах

по-над толщей книжек в плотных рядах

надлежащей наделённая высотой

над погромами-бойнями пустотой-слепотой

ты которой в е домо одиночество мира

видишь роза ветров позаброшена сиро

там где дети уж не играют одеты мраком

то ли дело прежде по глинобитным баракам

все с тобой играли

ты помнишь птица

ты которой на проводах не спится

ты от коей мы алкаем подм о ги

глянь на нас