Литературная Газета, 6483 (№ 41/2014) - [22]

«Сухим и прозрачным видится слово бессмертник , а у слова колокольчик «голубой» аромат... У каждого из понятий – два значения, как два властителя, и каждый хочет быть почитаемым и обласканным...» – пишет Люба на том изысканном наречии, которым, пожалуй, способны изъясняться одни лишь «чужаки»...

Ибо Люба Юргенсон – вольноотпущенник, как она сама себя в шутку называет. Попав в иную языковую стихию, она сделала эту чуждую территорию своей, со временем перестала ходить по ней, как по минному полю. И тем не менее в её текстах ощутим неведомо откуда взявшийся мятный сквознячок. Имя ему – étranger, в приблизительном переводе – «посторонний».

Странность слова étranger в том, что его (как ни странно) трудно перевести, и не только на русский. (Для перевода заголовка прославленного романа Камю, пожалуй, самым точным было бы слово «Чуждый» – по-английски Аlien.) Но слово «чужой» на всех языках несёт в себе оттенок отчуждённости, некий привкус привитого плода. И это – привкус чужеродной стихии.

Тем самым доминанта книги «В месте опасности» не разделение, не ломка надвое, но «удвоение», сосуществование двух языков, двух миров. Это сосуществование – не всегда мирное, порой верх берёт то один, то другой. Но, по мысли Любы Юргенсон (вслед за Гёльдерлином), спасение там, где опасность.

«Поле билингвизма ещё ждёт своего исследователя. <...> Не мы переводим на другой язык, это язык переводит нас в другое», – замечает Люба Юргенсон, описывая процесс сочинительства, равно как и то, что зовётся переводом:

«Вначале это черновик. Он может быть просто подстрочником или же чем-то более отточенным – в зависимости от настройки скоростей. Я могу строго придерживаться изначального текста, то есть двигаться быстрее – либо воссоздать картину, узнаваемую на другом берегу. <...> На этой стадии я больше не вижу изначальный текст извне, отныне я – внутри, всё ближе к точке перехода...»*

Книга «В месте опасности» прежде всего адресована интеллектуалам, но в ней есть чем поживиться и широкой публике. На её страницах – живые сценки и зарисовки, юмор вперемешку с отвлечёнными рассуждениями, а эрудита то и дело сменяет рассказчик забавных и занимательных побасенок.

А ещё эта книга – ода профессии, которую, увы, часто оставляет без внимания читатель. А ведь именно эта профессия помогает читателю проникнуть в чужой мир. И этот проводник к другим берегам – Переводчик.

ПАРИЖ

Теги: Люба Юргенсон , В месте опасности

Пятикнижие № 41

ПРОЗА

Игорь Ковлер. Проклятие Индигирки: Роман. - М.: "ИД «Флюид ФриФлай", 2013. – 544 с. – 2000 экз.

«Проклятие Индигирки» – произведение многоплановое. Философские размышления, исторические реалии, производственный роман, даже элементы детектива складываются в увлекательное чтение. Главный герой – способный журналист – бросает успешную работу, налаженный быт, даже любимую женщину, чтобы, как он говорит, «изменить жизнь». И отправляется на Север, туда, где добывают золото. А время выпало непростое. Смута, безверие, переоценка ценностей, развал могучей, казавшейся непоколебимой страны. Исторический контекст даётся «пунктиром времени», подборкой исторических событий, предваряющих каждую главу. И пунктир этот от главы к главе становится всё более тревожным. Автор не называет точного места действия, уходит от конкретики – Городок, Посёлок, газета – разрушительные явления в экономике, управлении, моральном климате стали характерны для любой части страны. Но в золотодобывающей отрасли эти негативные процессы особенно опасны. Если государство утратит контроль за добычей золота, это будет уже другое государство. Поэтому, даже с большей силой, чем во все времена, липнет к золоту криминал.

ПОЭЗИЯ

Александр Климов-Южин. Сад застывших времён. – М.: ОГИ, 2014. – 112 с. – 500 экз.

Климов-Южин – автор пяти книг стихов, лауреат нескольких литературных премий. Стихотворения, вошедшие в книгу, публиковались в разное время в «толстых» журналах.

Лирический герой традиционалиста Климова-Южина брутален и нежен одновременно, мужественен и беззащитен. Иногда словесно роскошествует, балагурит, иногда вдруг становится сдержанно аскетичен и тих. И единая скрепа разных настроений книги – интонация, смесь какой-то бархатной уютной усталости с неправдоподобно юными, свежими надеждами.

В этом селенье не светят огни;

Внуки разъехались, кончилось лето,

Видимо, тут и закончатся дни

Тихие вашего друга поэта.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Любовь Балашова. Русская метафорическая система в развитии: XI–XXI вв. – М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2014. – 632 с. – 400 экз.

Жаль, что такая книга, содержащая множество наблюдений и обобщений о формировании и значении русской метафорики, вышла столь небольшим тиражом (а впрочем, кажется, и это сделалось возможным лишь благодаря гранту). Однако труд саратовского профессора Л.В. Балашовой перед нами. Метафору можно рассматривать в разных ракурсах, и в данном случае автора интересует это явление преимущественно как способ познания и объяснения действительности. Балашова ведёт тему, начиная от древней метафоризации движения и изменения, которую можно считать развитой уже в XI веке, и, проходя сквозь эпохи, достигает нашего времени. Здесь, «поскольку политический язык всегда является инструментом манипулирования человеческим сознанием» и «важной составляющей этого направления становится выявление связей между языком, властью и идеологией», исследовательницу более всего интересует бытование метафоры в политическом дискурсе.