Литературная Газета, 6480 (№ 38/2014) - [6]

Говоря о «виновниках» неравенства, он ссылается в основном на людей творческих профессий – поп-исполнителей, режиссёров, дизайнеров, архитекторов, юристов, футболистов, теннисистов. Много ли их, работающих автономно и высокооплачиваемых? Желающие могут порыться в справочниках и интернете и убедиться, что в России от общей численности работающих этих специалистов наберётся хорошо если один-два процента.

И в наше время не футболисты, юристы и певцы, а предприятия и их работники, производящие материальные блага, являются основой благосостояния любого государства, в том числе и США, которые, как считается, одной ногой вступили в общество знаний. Какие бы новые технологии ни придумывали, а делать самолёты, автомобили, выращивать зерно, скот, печь хлеб, строить дома, дороги, мосты и сейчас, и в обозримом будущем будут трудовые коллективы. А вот схема их внутренней организации – забота управленческой элиты каждой страны.

Для России это проблема особой важности, поскольку в результате перестроечно-либерального разгрома за последние 30 лет мы потеряли ряд отраслей народного хозяйства и промышленности. И рады бы мы рвануть в общество знаний, да невозможно, нет на это никаких оснований. Научные исследования тогда хорошо развивать, когда их есть где применять. В России же область их внедрения уж очень мала.

В. Иноземцев упорно доказывает, что коллективистские системы собственности в организации производства не являются перспективными в России, а на Западе, дескать, они остаются маргинальными, не охватывающими и одного процента производимого валового продукта. Я не располагаю данными о суммарном объёме производства предприятий с собственностью работников. Такая статистика не ведётся и, очевидно, оценка, данная В. Иноземцевым, – его собственное экспертное заключение. Однако в открытом доступе есть масса сведений о широком и прогрессирующем распространении принципа участия работников в собственности и управлении предприятиями. В США, например, таких предприятий в настоящее время более 12 тысяч.

Эта тенденция наблюдается практически во всех экономически развитых странах Европы, а также в Японии, Китае, правда, имея свои национальные особенности. Так что маргинальным это движение никак не назовёшь.

Негативное отношение к самой проблеме работников-акционеров высказала Т. Воеводина. Она почему-то считает, будто я отстаиваю мнение, что если трудящихся наделить акциями, то «всё пойдёт не в пример лучше». Это не так. Во-первых, далеко не все люди желают брать на себя ответственность за собственность предприятия и управление им. Во-вторых, не на каждом предприятии возможно эффективное применение этих принципов. Например, в торговом предприятии, по моему разумению, нужна строгая, даже диктаторская централизация управления, что, конечно, должно сопровождаться и справедливой оплатой, и поощрением хорошо работающих, созданием условий для инициатив работников.

Но делать вывод о нецелесообразности организации коллективных предприятий на основе опыта деятельности специфической торговой компании так же неправильно, как, базируясь на результатах собственного дачного участка, давать заключение о перспективах и задачах развития сельского хозяйства в стране.

Принцип коллективной формы собственности хорошо прижился на предприятиях с компактным размещением производства. Мой аспирант А. Сергеев на основе анализа деятельности 316 фирм США доказал, что предел эффективности предприятий с собственностью работников соответствует численности примерно в 4,5 тыс. человек. То есть при меньшей численности они по эффективности побивают своих частнокапиталистических конкурентов, а при большей – проигрывают. Это объясняется тем, что в более крупных фирмах тяжелее построить линии взаимодействия между сотрудниками и управлением.

Удивил вывод Т. Воеводиной о рамках распространения производственной демократии. Её мнение – демократия на производстве нужна, но в пределах компетентности участников: «...они подлинно должны «судить не выше сапога». Но в этих пределах предложения и соображения трудящихся полезны, желательны и благотворны».

Не хотелось бы дискутировать на тему, нужно ли допускать к управлению «простой народ», поскольку этот вопрос решён в государственном масштабе, и не только в нашей стране. Люди выбирают президента, депутатов Государственной Думы, других руководителей разных уровней... Но вот выбирать руководителя предприятия плебсу доверять нельзя. «Кого изберёт коллектив – совершенно ясно: того, кто красно говорит и меньше заставляет работать», – пишет Т. Воеводина. Она ссылается на опыт конца 80-х годов, когда трудовым коллективам предоставили право выбирать руководителей, и правильно отмечает, что это дело закончилось конфузом. Однако причина конфуза легко объяснима: выборщики не были собственниками, поэтому не чувствовали ответственности за результаты своих решений. Я это время хорошо помню. Ничем другим такие выборы и не должны были завершиться.

Интересный факт: если наша элита явно или скрытно выступает против экономической демократии на производстве, то чем объяснить настойчивое протаскивание идеи выборности в сфере ЖКХ руководителей ТСЖ, а также компаний, управляющих жилыми домами? Ведь жители обладают меньшей информацией и знаниями в части эксплуатации домов, чем о проблемах собственного предприятия? Ответ, на мой взгляд, простой: на предприятиях дело имеют с прибылью, а в ЖКХ – сплошные убытки, вот там пускай народ и резвится со своей демократией.