– О чём ещё хотите написать?
– Очень хочу написать о моей армии. Служба была отнюдь не мёдом.
Но трансформация нашей армии с тех 50-х годов по сию пору – важнейший материал для размышлений и анализа. И всё это имеет прямое отношение к сегодняшним событиям. Россия три столетия была военной империей. Армия осталась мощным фактором общественного сознания. Армия – особый огромный мир, сложнейшим образом связанный с жизнью страны. И надо понимать все достоинства и опасности этой ситуации для России. И то, что я намерен написать, – не просто воспоминания. Хотя сегодня для меня память о моих армейских годах, о моих армейских друзьях становится всё важнее.
Вот такая реакция.
БеседовалВладимир ШЕМШУЧЕНКО
Три обязательных вопроса:
– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нашем времени?
– Измельчал писатель нынче или не измельчал, можно будет с некоторой уверенностью говорить лет через пятьдесят. В 1830 годах для большинства читателей и критиков Пушкин «измельчал», исписался. К нему потеряли интерес. Глубокую и крайне актуальную «Историю пугачёвского бунта» не покупали, а критики бранили за недостаток вдохновения. «Современник» – журнал куда более высокого литературного уровня, чем все его конкуренты, провалился. На него подписывались крайне мало. Он разорил Пушкина.
Сам Пушкин считал, что литература его времени в упадке.
А потом выяснилось, что всё совсем не так. Так что не будем спешить с приговорами.
– Почему писатели перестали быть «властителями дум»?
– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? А это не было иллюзией? Давайте вспомним – Толстой с его проповедью ненасилия и любви как основы жизни, Достоевский с его проповедью «фундаментальных ценностей», Тургенев, старавшийся научить своих читателей терпимости и уважению к чужому несчастью, – «властители»? Разве это вызывало сомнения? И что, предотвратили они этой «властью над думами» и душами грубое насилие государства над своими гражданами и – как трагическую реакцию – народовольческий террор, мятежи и убийства 1905 года, кровавую катастрофу года 1917-го? Этому они учили? Они предупреждали, заклинали – господа, братья, то, как вы живёте, ведёт в пропасть, оставьте ненависть, гнушайтесь пролития крови… Их послушали, «властителей»?
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я вам его не задал?
– О 90-летии журнала «Звезда».
Да, такие пошли цифры. Дело не просто в юбилее – хотя то, как нас чествовали и читатели, и городские власти, было чрезвычайно приятно. Но ретроспективный взгляд на эти 90 лет открыл нам грандиозную картину жизни нашей литературы XX века. Мы, кстати говоря, выпускаем полную библиографию всех публикаций журнала за эти 90 лет. Фактически через страницы журнала прошло всё лучшее, что было в нашей литературе, Я имею в виду имена авторов. Разве что Маяковский в «Звезде» не публиковался. Зато какое созвездие блестящих имён! Как ни давила власть литературу, а она жила. И как ещё жила.
Теги: Яков Гордин
Как стало известно, наш автор Дмитрий Кантов, проживающий во Владимире, отмечен премией Центрального федерального округа в области литературы и искусства. Мы рады за друга-поэта, стихи которого в очередной раз представляем нашим читателям.
РЕЧЬ
Уже никакие заботы
Меня не способны отвлечь:
Во мне зарождается что-то,
Во мне оформляется речь.
Я чую, насколько ничтожен
Я сам по сравнению с ней,
И рост её внутренний сложен,
И звуки её всё слышней.
Пока ещё нету в ней склада
И суть её мне не ясна...
И странно мне, что не в награду,
А даром даётся она.
ВОСЛЕД БАРАТЫНСКОМУ
Я повторяю следом за поэтом,
Точней, на свой язык перевожу:
"Смерть рабски не представлю я скелетом,
Косою острой не вооружу.
Напротив, дам ей мирную оливу,
Воображу прекраснейшей из дев..."
Ты, Баратынский, мыслил справедливо:
Сия девица усмиряет гнев
И гасит властолюбье, любострастье, -
Короче, всё, способное гореть.
И человек, который хочет счастья,
На самом деле хочет умереть.
* * *
Воистину весёлыми ногами
Домой ты уносилась в этот раз.
И хвостик твой, оранжевое пламя,
Над головой то вспыхивал, то гас,
И пальцы на отлёте трепетали,
Как будто ты свободною рукой,
Не глядя, марш играла на рояле,
И вся была отдельною такой,
Что, восхищаясь тем, как ты летела,
Я думал: то-то будет торжество
Душе – она вот так же бросит тело
И даже не посмотрит на него.
1228 год. ГОВОРИТ ФЕВРОНИЯ ПЕТРУ
Мы с тобой вовеки вместе будем.
Плоть едина, мы и дух един.
Помнишь ли, как злым хотелось людям
Вбить всё время между нами клин?
То солгут тебе, что я колдую,
Чёрным ведовством тебя губя;
То награду мне сулят любую,
Только бы ушла я от тебя;
То бояре, у тебя в покое
На пиру разгульном веселясь:
«Что ты в жёны взял себе такое! –
Хором закричат. – Опомнись, князь!
Ведь она мужичка! Униженье –
Величать её нам госпожой!
Разводись иль оставляй княженье!»
Ты оставил. Ты ушёл со мной.
Правда, вскоре вновь тебя позвали
В Муромской владычить стороне.
Мы, состарясь, иноками стали.
И сегодня ты прислал ко мне
Сообщить, что ты уже у края,
Что вот-вот покинешь этот мир.
