Литературная Газета, 6447 (№ 04/2014) - [9]

Умер Анатолий Тихонович Штыров 26 января 2014 года.

Теги: Анатолий Штыров

Надежда КОНДАКОВА: «Поэт – вечный ученик»

"ЛГ"-ДОСЬЕ

Надежда Кондакова - поэт, переводчик, драматург. Родилась в Оренбурге. Первые публикации относятся к 1967 г. В 1973 г. окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Заведовала отделом поэзии в журнале «Октябрь». Автор 11 поэтических книг. Лауреат премии г. Москвы в области литературы и искусства.

– Ваши книги «гуще» всего выходили в 80-е годы. Потом был 10-летний перерыв. Последняя появилась в 2009 году. Как вы оцениваете эту «очерёдность» и неравномерность?

– Моя судьба сложилась не совсем обычно для литераторов моего поколения, многие из которых лишь к 40 годам добились профессионального признания. Можно сказать, что мне повезло. Я начала печататься рано, в Литинститут поступила в 19 лет, имея за плечами два курса университета и публикации в журналах. В 1974 году прошла так называемая «Бульдозерная выставка» художников-нонконформистов, которая имела неожиданные последствия и для литераторов. В ЦК КПСС «обнаружили», что средний возраст членов СП приближается к пенсионному, и дали команду – срочно принять молодых – из тех, кто значительно моложе 30, у кого есть публикации и книга. Нас собрали в Музее Маяковского и в присутствии членов приёмной инстанции устроили публичные чтения. Дальнейшее было предопределено. Так в сравнительно молодом возрасте оказались приняты в Союз писателей – Таня Бек, Александр Медведев, я и ещё человек 10–15. Вторая книга вышла только через шесть лет после первой, её я сама «передержала» в столе и до сих пор не перечитываю, не люблю. Именно это недовольство собой побудило меня к переменам – я приняла решение уйти из журнала «Октябрь», в котором проработала восемь лет. Многие тогда крутили пальцем у виска, мол, с таких мест добровольно уходят только дураки. Но шаг этот скоро оправдался. Через год в «Советском писателе» вышла «Стрела» (1983), затем – одна за другой – ещё три книги. И только тогда я осознала, что не могу одновременно скакать в упряжке и порхать вольной птичкой. «Поэзия, осмелюсь сказать, требует всего человека» – эти значимые слова Пушкина мы как-то легкомысленно игнорируем. А меж тем именно он отстоял право пишущего быть не чиновником какого-то разряда, а «сочинителем» и стал первым профессиональным писателем России. Надо признать, что и советская власть это «право» писателя подтвердила (при всех претензиях к его правоприменению). Зато нынче профессия «литератор» поставлена государством под сомнение, что, на мой взгляд, катастрофично.

Мой личный опыт свидетельствует в пользу того, что «и швец, и жнец, и на дуде игрец» – неплодотворный для литератора путь. Нельзя отвлекаться от главного, разменивать дар, данный тебе Богом, на пустяки – окололитературную суету, ненужные «толковища», борьбу за или против чего-то. Борис Слуцкий сформулировал точно: «Надо думать, а не улыбаться, надо книжки умные читать». Это – составляющая часть профессии, может быть, самая важная.

– Так чем же конкретно вы объясняете большой перерыв в издании своих книг?

– После 91-го года я изменила себе – под влиянием так называемого общественного темперамента пять лет (вместе с коллегами А. Иванченко и М. Кудимовой) отдала строительству новой писательской организации – СРП, затем ещё пять – «борьбе» с «жуликами и ворами» в Литфонде. Горько сожалею об утраченном времени. Это точно ненаписанные стихи, упущенное вдохновение и непрочитанные книги. Замена им – пустота, вода, толчённая в ступе.

В 2001 году под эгидой замечательного журнала «Золотой Векъ» вышла моя самая красивая, изысканно изданная книга «Инкогнито», но тираж её был в 10 раз меньше прежних – всего 2000 экз. Её хвалили друзья, но она не принесла удовлетворения; мне не хотелось, чтобы она вообще где-то продавалась, я даже не стала забирать её из типографии. Произошло какое-то отвержение от поэзии. На мой взгляд, это было трагическое время расставания с иллюзиями, разъединения писателя с читателем, время выживания страны и человека в ней после дефолта и душевного разора. Время окончательного распада иерархичного (по природе своей) литературного процесса в стране, растекания его по тусовкам и группировкам. По счастью, отсутствие собственных стихов в жизни я заменила присутствием в ней Пушкина. Несколько лет мы с супругом Владимиром Чепкуновым работали над культурологической книгой «Пушкинский календарь», которая вышла в связи с юбилеем поэта и доставила нам много радости.

– Вы отличаетесь от многих поэтов, приверженных раз и навсегда выработанной манере. Ваша поэтика несколько раз резко – и всегда неожиданно – менялась. По каким причинам это происходило?

– В самые «урожайные» на книги и публикации 80-е годы я много переводила – часто по подстрочникам. И стала внутренне ощущать некую инерцию слова, отсутствие стилистического сопротивления, появилась, как заметила однажды Белла Ахмадулина, «привычка ставить слово после слова». Легкописание это меня смутило и озадачило. Мне было всего 35 лет, и если в этом возрасте тебе самой твои стихи скучны настолько, что бросаешь их на полпути, не дописывая, значит, надо завязывать с этим делом, решила я. И около полутора лет не писала вообще, ездила по стране, выступала на совместных с Валерием Золотухиным вечерах. Но однажды вновь почувствовала поэтический «зуд» – и это уже были совсем другие стихи, другой стилистикой и энергетикой наполненные смыслы. Шёл какой-то густой поток слов и соревнующихся между собой образов, в котором даже мне, филологу, расставить знаки препинания было трудно. Я ни в чём себя не насиловала – так случилось, если хотите, подсознательно совпало с «запросом на сложность». Но со временем уже и на этом пространстве возникла инерция, снова явилась неудовлетворённость собой. В новом веке вдруг потянуло к «неслыханной простоте». Да и в жизни моей за последние годы произошло так много утрат, что горе само нашло иные слова и иной способ самовыражения.