Литературная Газета, 6444 (№ 51-52/2013) - [22]

Может быть, самая большая проблема современной литературы – отсутствие чистоты и сердечности и как следствие – отсутствие духовно сильного героя, способного преодолевать абсурд окружающего мира. Иронии хоть отбавляй, всевозможных филологических извращений тоже. Чистота же природна как чернозём. И из глины его не сделать.

Именно такой, природный, чернозёмный, с чистым голосом – поэт Александр Росков. Книга объёмная, составила её вдова поэта Людмила Сидорина (Роскова). Стихи неравноценные, иные чрезмерно многословные, однако ясно одно: перед нами сильный поэт-деревенщик. Крепкий традиционалист, тематически и интонационно ближе всего, пожалуй, к Николаю Рубцову.

Человек должен жить на природе,

На виду у Господних небес,

где прямая тропинка уводит

от крыльца прямо в поле и лес...

Русь, деревня, изба, погост, берёзы – эти хрестоматийные, архетипичные образы русской деревни Росков отряхивает от пыли, превращая их в живые, лично пережитые.

Сочувствие умирающей деревне, гордость за людей, которые там ещё остались, восхищение простыми природными радостями, христианское отношение к миру – вот мировоззренческий и эмоциональный посыл книги.

Двадцать лет уж без малого, как я знаком

С деревенским умельцем, простым мужиком.

Он и швец, он и жнец, и на дудке игрец.

Он искуснейший плотник, хороший кузнец.

<...>

Я к нему прихожу, чай с вареньями пью

И, бывает, вопросы ему задаю:

– Сможешь сделать телегу? А выгнуть дугу?

Поразмыслит немного, ответит: «Смогу».

<...>

- А боишься ли смерти? - Смеётся: "Боюсь".

...На таких  мужиках вот и держится Русь.

Хочется добавить: а ещё «Русь держится» на таких поэтах, как Александр Росков.

«Рождена для счастья»

Лилия Газизова. Люди февраля. – М.: Воймега, 2013. – 60 с. – 400 экз.

Начну со спорного утверждения: верлибры писать трудно. Может быть, даже труднее, чем рифмованные стихи. Это только на первый взгляд кажется, что можно использовать метод простодушной фиксации всего происходящего, не особенно заботясь о точности слов и не мучаясь подбором оригинальной рифмы.

Основных сложностей две: избавление от лишних слов и преодоление рассудочности. Рифма и ритм, как ни крути, организуют смысловое и интонационное пространство; свободное же от этих спасительных ограничений высказывание сразу оказывается беззащитным. Видно каждое необязательное слово.

Лилия Газизова сумела преодолеть эти трудности. Лиричный, чувственный вер­либр, богато интонированный и хрупкий, – вот главный герой книги «Люди февраля».

У Газизовой мысль рождается от настроения, а не настроение от мысли. Всевозможные ощущения-чувствования окружающего мира, – от зрительных и тактильных до почти неощутимых, невнятных – наполняют книгу.

Сразу невесело становится,

Когда тебе не улыбается

Продавщица или парикмахер.

Хочу, чтобы мне радовались,

Как солнцу.

И даже, когда кровь берёт из пальца,

Пусть улыбается мне медсестра.

Не глупо об этом мечтать.

Я точно знаю,

Что рождена для счастья.

И ещё одна редкая вещь для поэтической книги. Это книга о радости. Книга счастливого человека. Книга о взаимной любви, писать о которой намного сложнее, чем о безответной.

«Тишина, которая звучит»

Ольга Аникина. Жители съёмных квартир: Стихотворения, поэмы. – М.: Авторская книга, 2012. – 400 с. – 200 экз.

Стихи могут вызывать разные эмоции. А могут не вызывать никаких. Стихи Ольги Аникиной перехватывают горло на самом вдохе и так и держат, не отпуская, до выдоха. Нет смысла говорить об искренности и исповедальности – без них вообще нет лирического стихотворения, здесь нужно, если такое возможно, говорить о еле уловимом дрожании воздуха, о невесомости дождя, о звуках тишины:

...Ещё восход, сиреневый на взлёте,

в дрожащем свете еле уловим,

и дом панельный, что застыл напротив,

становится прозрачно-голубым,

и, отражая мимолётный сполох,

над крышей утро теплится, паря,

и солнце сквозь бутылочный осколок

глядит на мир, и холод ноября

ложится тонкой звёздочностью линий,

и лужа, словно яшмовая брошь...

И на детсадовских качелях иней

чуть сладковат, когда его лизнёшь.

Этот вот сладкий иней на качелях запоминается сразу. Такие находки щедро рассыпаны по всей, довольно объёмной книге.

Зыбкость, тонкая паутинность речевого высказывания и одновременно зримость, предметность образа; ранимость, беззащитность и в то же время крепкий природный стоицизм, щемящая интонация постоянного, неостановимого и завораживающего ускользания и таяния бытия в самый жаркий и полнокровный момент его проживания – вот основные черты поэтики Ольги Аникиной.

Автор умеет делать абстрактные понятия живыми и ощутимыми.  «...Где в водорослях спит тоски замшелый камень», «И бесцветный, безвкусный, / в прах размолотый страх, / вновь нечаянно хрустнул, / словно пыль на зубах».

У Аникиной редкое лирическое (почти звериное) чутьё и чистое поэтическое дыхание, где ни фальши, ни манерному невыстраданному жесту места нет.

Теги: современная поэзия

Пятикнижие № 51-52

ПРОЗА

Антон Касимов. Исчезнувшие. Повесть. - Москва – Екатеринбург: Кабинетный учёный, 2013. – 272 с. – 1000 экз.

Это повесть о распаде эпохи. Повесть об исчезнувших песнях, которые оставили след в душах "поколения перестройки", о взрослении, надеждах и крахе иллюзий. О Свердловском рок-клубе, из которого вышли знаменитые «Урфин Джюс», «Наутилус Помпилиус», «Чайф» и «Агата Кристи». В 1990-е там же начинала мало кому известная группа «Невидимки, смотрящие на ботинки», организованная пацанами, ещё вчера носившими пионерские галстуки. Действие повести начинается летом 1989 года в центре Свердловска, а заканчивается в 2012-м на окраине Москвы. Герой – свердловский подросток, который смотрит наивными глазами на быт и окружающую реальность ветшающей советской империи. «Исчезнувшие» – произведение многоуровневое, в структуру повести вплетена, например, культурологическая статья. Но, несмотря на довольно витиеватую структуру, в повести описываются вполне обычные бытовые вещи, знакомые буквально каждому человеку, заставшему то время, полное надежд, которые впоследствии оказались иллюзиями.