Литературная Газета, 6399 (№ 01/2013) - [16]

Городок

Запорошило, даже замело

наш городок - ни город, ни село,

изобретенье Сталина, чей пыл

читателя - к иным благоволил,

ну а иных писак - в расход, в распыл.

Вот Пастернак на дачах "жжот", а там,

в темницах, - подыхает Мандельштам,

и логики за этим - никакой,

лишь ход светил с безумною тоской.

Лишь Бунина известный всем отказ:

"Я обойдусь без дачи и без вас!"

Здесь всё старо, впопад и невпопад, -

дома, доносы, и успех, и сад,

и запустенье века, и прогресс.

И даже неизбывный интерес

завистливых друг к другу поэтесс.

Гляжу в окно - там всё заметено.

И Сталина уж нет давным-давно,

и дом, что строил он, - неузнаваем.

И тем, кто не читает, всё  равно:

и логика сидящего в трамвае,

и логика бегущих за трамваем.

* * *

Муж пьёт и бьёт.

Ну что ей делать, дуре, -

посуду бить? Но окромя битья,

в какой такой искать литературе

ответ на безответность бытия.

И утром, вместе вбившись в электричку,

сквозь слёзы поглядеть на подлеца,

когда зажжёт он виновато спичку

и в тамбуре осветит пол-лица.

Таких морщин, такой улыбки глупой,

такой тоски по счастью - где предел?

[?]Похоже, Бог под неподкупной лупой

её любовь слепую разглядел.

Иначе как бы вынести такое,

чтоб на весах - в блевотине, в грязи -

всю взвесить жизнь, и, как  Гомер при Трое,

всё рассмотреть в подробностях, вблизи.

Роман

Тебе - почти что сорок,

а мне - почти что двадцать.

И мокрых листьев шорох

мешает целоваться.

Не то пройдёт соседка,

не то сосед заглянет,

и хоть цела беседка -

беседовать не тянет.

Качнёт шары гортензий

или шепнёт на ушко,

но к ветру нет претензий -

проглядка и прослушка!

Потом промчится время,

летучее, как пламя.

И что там станет с теми,

застенчивыми, нами,

никто уже не вспомнит,

никто уже не знает.

Лишь ветер парус комнат,

как прежде, надувает.

Там мне - почти что сорок,

тебе - почти что двадцать.

И кажется, что - морок,

и тянет целоваться.

И видится, что шалый

горит огонь в камине.

И губы твои - алы,

и губы мои - сини

от взглядов этих жарких,

застенчивого "здрасьте",

от этой кочегарки

безумия и страсти.

[?]Закуришь, выйдешь в сени.

Я встану на пороге

у молодости, лени,

у полной безнадёги.

* * *

Невозвратно и непоправимо.

Голос твой остался вдалеке,

только голос, только тень от дыма,

только отпечатки на песке.

... Господи, верни мне хоть на склоне,

выдерни из памяти незлой -

наши полудетские ладони

над сердечком с острою стрелой.

* * *

Не казанская сирота,

на Казанском стою вокзале.

[?]Здесь не в губы меня - в уста

тёмной ноченькой целовали.

Ах, как долго качалась высь

и казалась судьба -  беспечной.

Здесь мне в вечной любви клялись,

и она оказалась - вечной.

На несчастие нам двоим

этот поезд всё мчится, мчится.

И завёрнута в едкий дым

жизни белая плащаница.

Памяти Феди

Как хорошо, что ты был на земле -

ел землянику, купался в Урале[?]

Вместе черёмухой губы марали

мама и мальчик!

И вот на столе -

в тёмной прозекторской[?]

Боже, о Боже,

Матери Божьей смирение дай -

стоя у гроба, с бесслёзною дрожью

жизни слепой собирать урожай.

Вот и рожай, плодоносная дева,

в тесто, в опару упрячь и чужай-

ся всякого-якого "права" и "лева",

мальчиком только своим дорожай.

Что там стишки, гонорарчики, цацки,

что там газетная правда и ложь,

коль материнством -

не бармы ли царские! -

Бог наградил за здор[?]во живёшь.

Вот и прошу я у Бога прощенья.

Вот и молю Чудотворца опять

сон о младенчестве видеть - отмщенье,

пяточки сыну во сне целовать[?]

2010-2012

от Евгения МИНИНА

от Евгения МИНИНА

Пунктуальное

Ты в четверть седьмого взошёл на крыльцо,

А примус гудел, как в четырнадцать десять.

Александр Танков

Быть точным меня приучил институт,

А если не так - сразу ноет сердечко.

До старта четырнадцать было минут,

Когда я взошёл на резное крылечко.

На кухне давно с полшестого до двух

Наш примус гудел в керосиновой вони.

Печально пропел мне в семь сорок петух,

Без четверти девять сварившись

в бульоне.

Провинциальное

Хватило бы денег - жил бы в дешёвом отеле

в маленьком городке, окна - с видом на море

Борис Херсонский

Знал бы прикуп - жил бы

в дешёвом отеле,

там, где в провинции плещет

синее море.

О работе не думал, будучи не при деле,

Библию перелистывал, размышляя

о Торе.

Гулял вдоль прибоя, тонкую куртку

набросив,

под порывами норда холодного

или борея,

где иногда, встречаясь

с задумчивым Осей,

обсуждали проблемы дактиля

или хорея.

Музысонное

Отдавая голодному морю

Всю свою бесполезную кровь,

Я хочу оставаться в миноре,

Мне в миноре постель приготовь.

Максим Замшев.

Из книги "Сбежавшие каски"

У меня неизбывное горе,

Вроде просьбы мои всем ясны:

Умолял - постелите в миноре,

Чтобы снились минорные сны.

Ночью критиков снились набеги,

То в озноб  погружался, то в жар.

Признавайтесь быстрее, коллеги, -

Кто в постель мне засунул бекар?

«От любви и отчаянья»

«От любви и отчаянья»

Андрей ТОРОПОВ

Окончил исторический факультет и аспирантуру Уральского госуниверситета. Кандидат исторических наук, доцент. Автор двух поэтических сборников. Живёт в Екатеринбурге, работает архивистом и преподавателем.

* * *

Моцарт убьёт Сальери

Музыкою своей,

Если бы вы хотели, -

Вы бы погибли с ней.

Если бы вы стремились

Тоже её постичь, -

Тоже б самоубились,

Слыша небесный клич.

Вы бы ей всё простили -

Даже убийство вас,

Вы бы её любили,

Как я люблю сейчас.

* * *

        Полине

Всё вспомнил про голос негромкий,