Литературная Газета, 6394 (№ 48/2012) - [13]

И в год столетия Николая Михайловича Любимова приношу свои извинения Великому Мастеру художественного перевода за то, что с таким опозданием открыла для себя моего истинного проводника по мировой литературе.

Лия ИВАНЯН,

прозаик, переводчик, журналист

НАМ ПИСЬМО

НАМ ПИСЬМО

Уважаемая редакция!

От имени ассоциации "За венгерско-российское сотрудничество", носящей имя Льва Николаевича Толстого, мы обращаемся к вам с просьбой поддержать инициативу, исходящую от нашей ассоциации, - установить в Москве памятник Шандору Петёфи.

Значение Шандора Петёфи огромно. Вряд ли найдётся такой венгр в Венгрии и во всём мире, которому не было бы знакомо имя наиболее значительного венгерского поэта. Он для венгерского народа то же, что для русского народа - Пушкин: Петёфи - наше всё.

Наиболее характерная черта поэзии Петёфи - народный язык. В своих произведениях он порвал с искусственным использованием языка, с надуманными темами. В его лирике господствовала песенная поэзия, в которой он пользовался общепонятным словарём, возвёл в ранг высокой поэзии лад венгерской народной песни, оригинально применял характерное для народных песен ударное стихосложение. В стихотворную тему превратились в его поэзии самые повседневные элементы венгерской народной жизни и самые простые, самые чистые человеческие чувства. Любовную лирику поэта отличают искренность и чистота, и большая заслуга автора в том, что в свои стихотворения он ввёл тему супружеской любви и верности.

Значителен вклад Петёфи и в эпическую поэзию. Поэтическую известность он приобрёл после поэмы "Витязь Янош", в которой, как в сказке, простолюдин, сирота благодаря чудесным приключениям становится эпическим героем, витязем. Характерная особенность эпической поэзии Петёфи - ирония (поэмы "Сельский молот" и "Глупый Ишток"), которая может напомнить русскому читателю иронические интонации "Евгения Онегина".

Имя Петёфи неотделимо от событий 15 марта 1848 г., когда прозвучавшее со ступеней Национального музея стихотворение "Национальная песня" стало увертюрой к освободительной революции. Но и по прошествии более 150 лет оно адекватно выражает стремление венгерского народа к свободе. Шандор Петёфи принял в венгерской революции и освободительной борьбе активное участие и в 1849 г. отдал жизнь за свободу венгров.

Влияние жизни и поэзии Петёфи на венгерский менталитет, на венгерскую культуру и литературу неоценимо. Это национальный герой, который именно истинно национальным характером завоевал у других наций уважение и почёт себе и всему венгерскому народу. Его произведения ещё при жизни начали переводить на иностранные языки. Поэзия и роль в общественной жизни сделали его одним из самых известных в мире венгров. Творчество Шандора Петёфи стало такой же частью русской литературы, как поэзия Р. Бернса и А. Мицкевича. Это произошло ещё в XIX веке благодаря переводам В. Бенедиктова, М. Михайлова и др. В 1950-х годах на русском языке вышло четырёхтомное собрание сочинений венгерского Пушкина. Среди советских переводчиков Петёфи встречаются такие именитые, как Б. Пастернак, Л. Мартынов, Н. Тихонов.

Установление памятника великому венгерскому поэту было бы весомым вкладом в процесс более глубокого осознания значимости культурных традиций и культурного наследия наших народов и продолжением той доброй традиции, в рамках которой в начале этого года прекрасная аллея в городском парке Будапешта получила название "Аллея Льва Николаевича Толстого". В ближайшем будущем мы планируем установить в аллее памятник великому русскому писателю и мыслителю.

Президиум ассоциации

"За венгерско-российское

сотрудничество

имени Льва Николаевича Толстого"

Рабле заговорил по-русски

Рабле заговорил по-русски

НИКОЛАЙ ЛЮБИМОВ - 100

Художественный перевод - может быть, самый недолговечный жанр литературы. Сотворить что-либо на века в этой области удаётся лишь мастерам исключительного, избранного дарования. Николай Михайлович Любимов (1912-1992) - во главе отечественного списка таких редкостных умельцев. Его Бокаччо, Сервантес, Рабле, Мольер, Бомарше, Шиллер, Мериме, Стендаль, Флобер, Мопассан, Доде, Де Костер, Метерлинк и Пруст вросли даже не памятниками, а живой неотторжимой плотью в русскую литературу. Не счесть признательных и восторженных откликов на его труд со стороны наших самых авторитетных писателей и филологов. Вот что писал, например, Михаил Бахтин о его переводе такого трудноосуществимого в иноязычии шедевра, как "Гаргантюа и Пантагрюэль": "Благодаря изумительному, почти предельно адекватному переводу Н.М. Любимова Рабле заговорил по-русски, заговорил со всею своею неповторимой раблезианской фамильярностью и непринуждённостью, со всею неисчерпаемостью и глубиной своей смеховой образности. Значение этого события вряд ли можно переоценить".

Этот искромётный, переливающийся всеми оттенками виртуозного речетворчества перевод обратил к толмачеству не одного автора этих строк. И не только нас, "обочинных" литераторов грешных, он изумил и соблазнил. Раззудилась рука и у иных ныне признанных прозаиков, состоявшихся было уже в другой профессии. Так, художника-графика Анатолия Кима именно любимовский Рабле, по его признанию, поверг к стопам иной музы.