Литературная Газета, 6379 (№ 31/2012) - [27]

Примечательно, что до сих пор в среде специалистов нет единого понимания, что же это за явление - народная икона? Даже такого профессионального термина нет, поскольку ни точными данными о времени возникновения этого культурного феномена, ни чёткими представлениями о социальной принадлежности и творческом методе мастеров сообщество искусство- ведов не обладает. Однако споры по этому поводу всё же имеют место, затрагивая в том числе и определение понятия такого рода искусства: "народное", "самодеятельное", "ремесленное",  "профессиональное", "наивное", "примитив"[?] Всего 15-20 лет назад это явление обратило на себя внимание, но всё равно не изучалось. В "деревенских" иконах специалисты обычно видят лишь упрощённый вариант высокого иконописания, не несущий в себе художественную ценность. Народное искусство и культура создавались и жили в параллельном измерении, не соприкасающемся с культурой и искусством высшего общества. И вопрос не о фольклоре как таковом, а о соотношении внешнего и внутреннего мира в жизни народа. По большому счёту в этих иконах материально отражена духовная жизнь страны, простирающейся за пределами двух столиц и дворянских усадебных домов, которые, собственно, только одни и были приобщены к высокому искусству. Даже представленная на выставке икона эпохи барокко, во многом основанная на классической технике школы Оружейной палаты, лишь на первый взгляд содержит в себе мало "народного". Эти иконы, исполненные в городах, предназначались для бедных слоёв населения, что выявило такое неофициальное направление, как "низовое барокко", тесно соотносящееся с крестьянской иконой.

В церковь люди ходили по большим православным праздникам, а молились по нескольку раз в день, и домашний алтарь в красном углу был самым необходимым местом.

Эти иконы имели самое что ни на есть прикладное назначение. Русский крестьянин - человек практичный: он молился "нужным" святым - о здоровье, об урожае, о потомстве, о защите от разного рода опасностей (пожар, потоп, засуха, воровство, нападение врагов). Поэтому "набор" образов каждый подбирал себе по надобности. В то же время именно здесь, в этой сокровенной части быта, вы- ражалось представление русского человека о святом и прекрасном.

Средневековыми чертами отличались иконы Палеха и Мстеры, соседний Холуй оказался в XVIII веке под влиянием барокко, Русский Север предпочитал столичную традицию, в Сибири академизм отражался в примитиве, активный колорит и флористические детали характеризуют южные регионы. Сюжеты, безусловно, везде повторяются - несколько типов богородичных икон, Господь Вседержитель, Николай Чудотворец, 12 праздников и святые помощники: архангел Михаил, Георгий, Флор и Лавр, Илья Пророк, Параскева Пятница, Власий[?] Особое значение имело иконописание в деревнях староверов. Строгие приверженцы традиции, они всё-таки самобытно исполняли святые образа, давая им трактовку, допуская новое художественное решение. Вариативность и у них присутствует - в разнообразии техник, цветов, композиций, стилей.

Отнюдь не своенравием была вызвана такая вольность, а необходимостью. По сравнению с византийской иконой русская всегда более жёстко написана и ограничена по количеству композиционных схем. Здесь нет пышности, излишеств, обилия золота, как водилось в Византии, напротив, сосредоточенность на деталях, их тщательная избирательность, архаическая симметрия давали глазу конкретную информацию. Мысль верующего направлялась мастером в ключевой, приоритетной концепции.

Следуя по двум залам выставки от иконы к иконе, можно наблюдать постепенный переход в историческом времени от жанровой сценки до символизма. И при всей кажущейся привлекательности такого эстетического развития, в этом "прогрессе" формы происходит утрата главного - содержания. Мы наглядно видим, как образ становится символом, а символ становится знаком. Вот чему сопротивлялись староверы и "богомазы" из низов.

Народная икона как предмет истинного глубинного религиозного культа стала в своё время реальной альтернативой иконе ортодоксальной, академической. Уже в XVII веке канонические иконы стали настолько привычны глазу, что потребовалась несколько иная подача, позволяющая по-новому воспринимать и острее переживать знакомые библейские сюжеты. Встряхнув иконографическими переменами внимание верующего, мастер добивался того, что перед иконой человек яснее осознавал суть изображения. И проникался чувством. Это как раз и было принципиальным качеством, первейшей этической "нагрузкой" народной иконы - наполнение верующего чувством. На одной из представленных икон мы видим Христа в терновом венце и в окружении многочисленных орудий пыток, которыми Его истязали, - клещи, молоток с гвоздями, копья, плети, камни, крест[?] Сострадание мученикам, святым, Христу предохр аняло душу человека от ожесточения, низменности, греха. Иными словами, молясь, человек проходил через катарсис. Возможно, кто-то возразит: а разве есть что-то общее между религиозным обрядом и древнегреческой трагедией? Да - разговор с Богом[?]

У потенциального посетителя этой выставки есть все основания (продиктованные многолетней привычкой глаза) принять официальную точку зрения, отвергающую народную икону. Но можно просто посмотреть, приобщиться - но не к спорам о правомочности признания работ "богомазов", а к трепетному живому искусству России.