Литературная Газета, 6375 (№ 27/2012) - [24]

                                         отселе

сходящий, как Державин в гроб,

ты руку простираешь, чтобы

благословить младых[?]

                                      И что бы

вы думали?

                 Мальчишка-сноб

ему протянутую руку -

на дружество, на жизнь, на муку -

выкручивает[?]

Что за бред?

Выламывает[?]

                        Что за время!

Нет[?]

         И сейчас кричу я:

                                      - Нет!

Несчастное младое племя,

не знавшее великих бед.

- Вы не поэт! Вы не поэт! -

И не от боли бледен Женя.

Какие дикие сближенья:

благополучный детский сад

мог вырастить таких волчат[?]

У Сергея Гандлевского в "Трепанации черепа" описано не то и не так, как оно было.

"Детский сад" - фильм Евтушенко о войне и детях.

КЛИНОК

Николаю Герасимову

В какой-нибудь укромной мастерской

клинок зеркальный выделан такой,

что чуть дохни - дыхание твоё

подёрнет радугою лезвиё.

Какая линия! Так изваять

телеснокостяную рукоять,

чтобы её не слышала рука,

могла одна колымская тоска

по женщине любимой[?] Но за так

ножей не отдают: гони пятак.

Полуденная тундра, и вдали

простор дрожит, как люстры хрустали.

Сияет фирн, слезится лёд, как ртуть,

и ты ослеп на миг, и соскользнуть[?]

И заскользил[?] Но в склон клинок вонзил,

Впился, вцарапался - затормозил.

Отделался мгновенной сединой[?]

Храни всегда мой [?]берег стальной.

Такая линия, так изваять

телеснокостяную рукоять[?]

Однако спас тебя колымский нож

не потому ль, что был под рёбра вхож?

Подталый снежник, Северный Урал[?]

И я не раз от страха умирал,

Вообразив такую гладь с горы -

такую гладь с горы в тартарары.

Пятикнижие

Пятикнижие

ПРОЗА

Протоиерей Владимир Гофман.Персиковый сад.- М.: Никея, 2012. - 272 с. - 4000 экз.

Священник берёт на себя большую ответственность, принимаясь за светские писания. Что получится у него? Жития? Проповеди? Можно ли избежать нарочного поучения - да и нужно ли его избегать, не противоречит ли это самому призванию священника? Книга Владимира Гофмана, настоятеля сельского храма Нижегородской епархии, - опыт удачный. Это отчасти и жизнь молодого священника, беспокойного и усердного. Это и проповеди, но весьма деликатные. Воспоминания о деревенском детстве, о бабушке и соседях, оставшихся за завесой давности, настолько трогательны и притом спокойны, что словно источают свет. Эти люди и их песни, эти русские люди и русские тексты - общение, воспитавшее душу. Большая заслуга Гофмана, что он сумел повести рассказ и с умилением, и с юмором, и с несомненной правдой. О ком бы он ни писал - о людях просветлённых, о людях закосневших в неверии или о людях опустившихся, он делает это с большим сочувствием и толикой мягкого юмора, который помогает не отвергнуть поучение и задуматься о нём.

ПОЭЗИЯ

Владимир Корвин-Пиотровский.Поздний гость. - М.: Водолей, 2012. - 688 с. - 500 экз.

Перед вами первое собрание сочинений Корвина-Пиотровского, которое выходит в России. Эмигрант первой волны, он в Гражданскую войну сражался на стороне Белой армии, а во Вторую мировую был участником Сопротивления, почти год провёл в тюрьме гестапо. Сокамерник, французский писатель Андрэ Фроссар, охарактеризовал его как человека "исполненного благородства", "без малейших признаков моральной слабости". Может быть, во внутреннем благородстве кроется причина, почему стихи Пиотровского - далеко не самого заметного поэта эмиграции - искренне ценили такие разные люди и писатели, как Бунин и Набоков. Это стихи человека уравновешенного и сдержанного, погружённого в свои глубоко личные мысли и переживания, но помнящего о долге перед миром. В юности он полюбил леса и реки России. В среднюю пору жизни ему пришлось сменить их на сады и фонтаны Франции. Пиотровский пишет об этом спокойно. Не так важно, где он. Важно, что он тот же и Русь - вечная планета, вокруг которой вращаются его стихи.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Марина Михайлова.Эстетика классического текста. - СПб.: Алетейя, 2012. - 296 с. - Тираж не указан.

Любите ли вы классику так, как любит её философ и литературовед, преподаватель СПбГУ Марина Михайлова? Если вы равнодушны к ней, книга Михайловой не затронет вас: надо быть человеком особого склада, чтобы с энтузиазмом читать книгу о том, почему полезно читать. Нужно верить, что мир "имеет смысл, обладает ценностью и движется любовью". Тогда размышления автора "Эстетики классического текста" найдут отклик в душе читателя. Что такое развлечение: благо или зло? И что есть массовая культура? Как соотносятся классика и время? Классика и мода? Как вообще текст становится классикой, а как - культовой литературой? В чём тонкие различия множества метафор чтения? Может ли классика восполнить нам зияющую пустоту на месте государственной идеи? Или хотя бы сплотить разобщённые семьи, где каждый выкроил для себя отдельный кусочек информационного пространства? Ответы, которые даёт Михайлова, - лишь её ответы. Но читатель, если пройдёт вслед за ней трудной дорогой рассуждения, имеет шанс обрести свои собственные.

ПУБЛИЦИСТИКА

Хайнер Мюллер.Проза. Драмы. Эссе. Диалоги. - М.: РОССПЭН, 2012. - 528 с. - 1000 экз .

Немец Хайнер Мюллер читал русскую литературу и глубоко усвоил прочитанное. Как всегда в таких случаях, становится очевидно, что великая литература повествует не столько о загадочной душе отдельного народа, сколько о предметах общечеловеческого переживания. Мюллер, не раз подчёркивавший, что продолжает работу Брехта по созданию нового театра, стал Брехтом для периода очередного исторического перелома. Его драма "Волоколамское шоссе" (по повести Александра Бека) - это рассказ о Великой Отечественной войне со стороны русских, но на самом деле - со стороны немца, который пытается посмотреть на войну глазами русских. Мюллер создаёт сложный театр, который требует от зрителя напряжения и тем даже иногда неприятен зрителю (который и хочет, и боится этого напряжения). Иного не может быть, если рассматривается мера допустимости и необходимости насилия, источник привилегий интеллигенции и плата за них. Трудный поиск, который сближает человечество больше, чем легкоусвояемая поп-культура.