Литературная Газета, 6358 (№ 07/2012) - [18]

ничегошеньки не видно

в достославных временах.

Ни наборная уздечка,

ни изъеденный булат,

ни боярышни колечко

ни о чём не говорят.

Разве лишь напоминают,

что меж ними и тобой

волны времени играют

золочёной ерундой.

Так потомок удивится,

что осталось от меня:

горстка пуговиц, петлицы,

жгут армейского ремня[?]

Цветы на минном поле

Цветы на минном поле

ПОЭЗИЯ

Андрей ДМИТРИЕВ

Родился в 1976 г. и живёт в г. Бор Нижегородской области. Взялся за перо после службы на Северном флоте. Лауреат премии Бориса Пильняка (2010 г.). Автор поэтического сборника "Рай для бездомных собак" (2010 г., издательство "Книги"). Автор текстов нижегородских рок-групп.

БУКВЫ

Ляжем костьми за цветение трав,

Вспомним ту песню, что пел нам кентавр -

Строгий наш ментор в пещере времён.

Жаль, что теперь вход в неё обнесён

Гулкой стеной - но не мы ли раствор

Дружно месили, в том видя родство?

Сотый троллейбус идёт в небеса -

С задней площадки сквозь стёкла глаза

Смотрят на нас, под осенним дождём

Мокнущих на остановке - да что

Станет с привыкшими к сырости лет? -

Есть и у нас на троллейбус билет.

Солнце взойдёт и разбудит свирель.

Призрак заплачет в тиши галерей.

Город зрачок переполнит собой -

Взору придаст площадь, парк и собор -

В чьём-нибудь взгляде застынем и мы -

Буквы на белой странице зимы.

ЛИСТ

Неба целинные степи,

Кто ваш усталый пахарь,

Кто ваш скиталец горький

С чёрствой краюхой луны?

Старый фонарь, не ослеп ли? -

Столько бездонного страха

В этой ночи под коркой

К стенам приросшей стены.

Ветру - погонщику мула,

Снегу - выпавшей манне,

Людям - тире и точкам

Это пространство как лист.

Лист, где рука зачеркнула,

Всё, что гноилось бранью,

Всё, от чего этой ночью

Мысли мои отреклись.

ЮНОСТЬ

И вино пилось, и куплеты пелись.

Принималась за правду любая ересь.

Ремесло шарманщика - центробежно,

Из него мы брали лишь звук, конечно.

Был квадрат окна нам пчелиной сотой -

Каждый первый - мёда, полёта - сотый

Возжелал. Картина тем интересней,

Чем ясней при взгляде, что нет - не здесь мы.

Был запретный плод нам небесным телом -

За окном его на ветвях вертело

Вольным ветром, но только когда он падал -

При укусе брызгал змеиным ядом.

Контролёры держали нас в "чёрных" списках.

Доктора заносили нас в группы риска.

Человек со страницы, с плёнки, с плаката

Убедительней был пересёкших экватор.

Сквозь распахнутый ворот душа дышала.

Наносило тату скорпионье жало.

Те цветы, что пестрели на минном поле,

Среди прочих были милей нам боле.

Кто-то вышел к морю, кто-то сник под пулей,

Кто-то крылья повесил на спинку стула,

Но когда оглянуться желанье остро

В нас подчас возникает - мы видим звёзды.

ПАМЯТЬ

Пойте песню свою, горемычные русы, -

Деревянный ваш колокол золото льёт

По осенней поре - не от этого ль грустно

Вам, как мне, наблюдавшему листьев полёт.

Всё уйдёт в никуда - но хоть что-то оставить

(Пусть на миг, пусть на вздох) мы под небом должны -

Ведь в конечном итоге все мы - это память,

Обронённая веком в кустах бузины.

Родина – одна

Родина – одна

ПОЭЗИЯ                                                                                                                                    

Евгений ЕРХОВ

* * *

Иного и не хочется:

навек сошлись во мне

отечество и отчество,

согласные вполне.

Неужто кто обидится?

Господь их упаси:

не волен был родиться я

не на святой Руси.

Своими палестинами

гордитесь, мне - моя

с молебнами, крестинами, с

неверьем за края.

Мордва и чудь, и прочая

российская родня,

не кровная, побочная,

а без неё - ни дня!

И нет другого берега

у нас, другой реки[?]

Неужто с кем истерика? -

Господь, обереги!

Наветы все простили мы,

виновных не ища.

Своими палестинами

гордитесь, трепеща!

* * *

Родина, ты у меня одна,

как и мать,

но мать меня оставила:

только позвала отца война -

и свершилось наущенье дьявола.

И пошёл босым я по стерне,

рядом где-то ангелы летели, -

ни печати Каина на мне,

ни клейма ушкуйника на теле.

Шёл и шёл[?] Кровянились ступни,

и стучал в висок незримый молот.

Может, и не я шагал сквозь дни,

а людская маета и холод[?]

Господи, прости меня за всё,

выжил, вынес то, что ты отмерил,

повернул фортуны колесо -

и в себя, и в Родину поверил.

Всё иду, всё душу нараспах,

Всё свои считаю километры,

Всё стерня, стерня[?] И всё в ногах

вьются окровавленные ветры.

* * *

Поэзия - трёхпалый свист.

Виктор Боков

Осудили Соловья - разбойником

посчитали: много пел крамол.

Натравили молодца с пробойником -

вот, мол, как народ во гневе зол.

А народ, ссутулившись над сошками,

знать не знал, что многие года

в мазанке с незрячими окошками

зреет сила, и - не для труда.

Кто он, чей, какого роду-племени,

и за что, едва приободрясь,

получил права гвоздить по темени,

на кого в сердцах укажет князь?

Из судьбы его попробуй вычеркни,

да притом не дрогнет пусть рука!

После, с печки, брали их в опричники,

а потом, свежо ещё, - в ЧК.

Устарели кистени и сулицы -

время не назад идёт, вперёд? -

по указке нынешние Муромцы

в танках наезжают на народ.

Не знакомы им плуги и бороны,

и от дум не пухнет голова[?]

Не слыхали? - этой ночью в Порыни

задушили в роще соловья.

* * *

Ген любви и печали

в каждой русской душе,

вот и не одичали,

и живём в кураже.

Без вседержца на троне,

без царя в голове,

правду ищем в законе,

а находим в молве.

И свобода, что шоу