Литературная Газета 6336 (№ 32 2011) - [56]

Сыщики, боясь ошибиться, привезли в Красногорск тех, кто был свидетелями ограблений, попросив их высмотреть в толпе запомнившиеся лица. Свидетели высмотрели. За «парнями» установили слежку, нашли их склад с оружием. Взяли их на рассвете, сонных, без эффектной перестрелки.

Да, конечно, фильм «Место встречи…» – это, следуя терминологии искусствоведов, «вторая реальность», она не обязана совпадать с «первой», подлинной. По признанию одного из сценаристов Георгия Вайнера, они ставшую знаменитой после разоблачения банду Митина персонифицировали как «Чёрную кошку». Отступив от столь востребованной в наше время «правды факта». Это, разумеется, их право, которым они воспользовались блистательно. Но за пределами их сценария остался сложнейший пласт жизни, драма характеров, сформированных средой и обстоятельствами, которые, на мой взгляд, ждут современного художественного исследования.

Игорь ГАМАЮНОВ

Статья опубликована :

№35 (6336) (2011-09-07) 2

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Попытка оседлать хаос

Портфель "ЛГ"

Попытка оседлать хаос

ИНТЕРТЕКСТ

– Владимир, у вас практически одновременно вышли роман «Счастливый Феликс» и две повести под одной обложкой «Игры на поле Ватерлоо» и «Сны Апорья». Каковы авторские ощущения? Читательские отзывы уже есть?

– Любой текст – это сигнал радара, посланный читателю. Сейчас я ловлю эхо от посланных сигналов. Читательские отзывы есть, они разные, поскольку читатели – разные. Меня прежде всего радует, что книги не откладывают на потом, их прочитывают быстро и высказываются порой довольно страстно.

– А из названных трёх произведений – какое ближе всего писательскому сердцу и почему?

– Сердцу ближе «Счастливый Феликс» – хотя бы потому, что этот роман не так давно написан. «Игры на поле Ватерлоо» и «Сны Апорья» в журнальном варианте многие прочитали лет шесть-семь назад, так что эти тексты от меня отдалились. А «Счастливый Феликс» ещё где-то рядом, пуповина, связывающая автора и его «детище», пока не до конца разрезана.

– Произведения из книги «Игры на поле Ватерлоо» написаны в привычной для вас стилистике «фантастического реализма». А почему вдруг захотелось написать сугубо реалистическую историю нового русского средней руки?

– Не соглашусь с тем, что мой герой – «средней руки». Он всё-таки, как явствует из текста, шагает «не в ногу», его честолюбие простирается гораздо дальше амбиций заурядных представителей российского бизнеса. Этим он прежде всего и интересен. И фантастический элемент в романе есть, просто он не преобладает, здесь он дозирован. Всемогущество денег, обретающих нынче принципиально иное качество, – явление совершенно фантастическое. Большинству кажется, что могущество определяется толщиной стопки дензнаков у тебя в кошельке. На самом деле здесь начинается «монетаристская» метафизика. Мы создали планетарную финансовую мегамашину, которой не можем управлять. Видимый порядок таит под собой невидимый хаос, который в любой момент может прорваться наружу и порой таки прорывается. Так вот я хотел показать не расхожий тип нового русского, а то, как герой пытается вскочить на подножку этой машины, пытается оседлать хаос и что из этого получается.

– В истории литературы был довольно долгий период, когда мировые классики старались показать «путь наверх» героя, историю его успеха. Вы решили продемонстрировать историю краха. Вам это было интереснее?

– Наверное, это в нашей традиции – показывать историю краха. Понимаю всё нахальство таких сопоставлений, но всё-таки рискну напомнить, что Раскольников, Печорин или, положим, Обломов – это персонажи, чья жизнь терпит крах, пусть и по-разному. Хотя в моём случае правильнее будет говорить об «истории заблуждения». Есть мировоззренческие заблуждения, которым иные мои герои отдаются целиком и полностью, как бы проверяя их на жизнеспособность, но по этой дороге трудно прийти к успеху.

– В своё время вы окончили Литинститут. Что он вам дал помимо, извините за прямоту, полезных столичных связей?

– Как говорил один герой Евгения Шварца: связи связями, но надо же и совесть иметь. Напомню: я поступил в семинар Анатолия Приставкина в 90-м году, окончил Литинститут в 95-м. За эти годы по нашей словесности прокатилось цунами, размолотив в мелкую щепу всё, что было наработано ранее, а главное – во всех смыслах понизив ценность литературного труда. И если бы не семинар, где мы – вопреки всему! – страстно обсуждали наши незрелые ещё литературные опыты, где мы поддерживали друг друга, не знаю, состоялся бы я вообще как автор.

– А кого из современников вам читать по-настоящему интересно?

– Я слежу за отдельными авторами, которые меня иногда радуют, иногда не очень. Слежу за Владимиром Маканиным, Людмилой Петрушевской, Виктором Пелевиным, Александром Мелиховым, Валерием Поповым, Захаром Прилепиным, за проживающим на Украине Сергеем Жаданом, за авторами «новой драмы»… Остановлюсь, хотя список можно продолжить. Да, это очень разные авторы, но я и сам разный, время от времени радикально меняю и тематику, и эстетику, а иногда вовсе убегаю в драматургию. За последние годы я написал полдесятка пьес, по одной из них на петербургском «Радио России» поставлен радиоспектакль с участием известных актёров.