Литературная Газета 6331 (№ 27 2011) - [48]

9 мая 1950 года министр иностранных дел Франции Шуман обратился к немецкому канцлеру Аденауэру с исторической инициативой объединить уголь и сталь двух главных наций Европы, совсем недавно находившихся по разные стороны окопов. Через год шесть стран Европы создали Европейский союз угля и стали, в 1957-м учредили Европейское экономическое сообщество и Европарламент… В ЕЭС вступали новые члены, вехами стали образование европейской валютной системы (1978), подписание Шенгенского соглашения (1985), создание в Маастрихте Европейского союза (1992). Европейская интеграция приобрела официальную идеологию – расширять членство и передавать все новые функции управления на общеевропейский уровень. Появились Европейский центральный банк (1998) и евро как единая валюта (1999). Наконец в 2009 году Лиссабонский договор превратил Евросоюз из объединения стран в субъект права.

Символы идеи

В центре Брюсселя – сквер, в дорожку которого вмонтирован маленький медный круг, изображающий евро – символ единой Европы. Напротив громадное, 240 тыс. кв. м, здание – Берлемон, штаб-квартира Еврокомиссии. Изначально оно было похоже на крест, ибо единая Европа равнозначна западной христианской цивилизации. Сегодня после перестроек и добавлений оно похоже на звезду, от которой тянутся огромные крылья-лучи. Один из героев моего готовящегося к изданию романа, немец, говорит своей русской подруге о Берлемоне: «Россия огромна, и какой бы хаос вы там у себя ни развели, это ваше дело. Теперь посмотри на Европу. Малюсенькие, часто карликовые страны, границы веками перекраивались… Что они по сравнению с Россией, с Америкой, с Китаем. Нашим нациям нужна мощь Евросоюза. Что значит «единый европейский дом» для Чехии или Словакии? Ещё недавно они были вашими угнетёнными сателлитами. Сейчас их граждане могут ездить по Европе, жить, работать в любой стране. Интеграция – это свобода. Ты не думай, я не бездумный адепт этой идеи. Именно… Германия платит за неё особенно дорого. Но великая идея того стоит».

Для меня же, выросшей в России, которая настрадалась сама от режима во сто крат больше, чем «страны-сателлиты», символика Берлемона этим не исчерпывается. В безразмерном здании две тысячи человечков бегают туда-сюда, как в Госплане. Лучи-щупальцы говорят: готов не готов к интеграции в свободную Европу – записывайся. Масштаб Берлемона – это европейская империя, по окраинам которой гуляют ветры, воруются деньги из бесчисленных фондов, а страны-основатели, Германия, например, должны всё время затыкать дырки, как за блохами гоняться.

Миф кризиса евро и реалии политики

Нет никакого кризиса евро. Да, весной 2010-го было невероятное потрясение, курс упал на 18%, с 1,45 до 1,19 к доллару. Как упал, так и поднялся обратно. Что евро – валюта хорошая, вам в московских обменниках любой скажет. А вот кризис еврозоны как раз не миф. Он должен был рано или поздно произойти. Хоть я и банкир-международник, мне непонятно, как может рассчитывать на стабильность пространство единой валюты, в котором отсутствуют азбучные рычаги управления: монетарная и фискальная политика.

Что мне понятно: во многих странах Евросоюза накопились тяжкие проблемы, кстати, весьма разные. Одни политики жертвовали идеей равенства, другие – идеей модернизации, а некоторые – и истиной, гласящей, что жить надо по средствам. Последнее – наиболее распространённый диагноз.

Одна из так называемых PIGS, т.е. стран, подложивших свинью еврозоне, – Испания. Как пела Одри Хепбёрн в мюзикле «Моя прекрасная леди»: «Того и жди, пойдут дожди в Испании…» В Испании хлынул дождь на рынок недвижимости, протекли крыши сберегательных банков, раздававших ипотеки. Премьер Сапатеро, наверно, пассионарен, поэтому эффективно провёл жёсткие сокращения бюджета, очистил рынок недвижимости от «токсичных» активов. Но Испанию уже накрывало стремительное падение евро, смертельное для экономики, основанной на агробизнесе и туризме. Совсем другую свинью подложила Греция, где годами почти все социальные группы получали пособия и субсидии, вот госдолг и зашкалил за 150% ВВП. Правительство же рассчитывало, что в час расплаты другие страны – члены еврозоны принесут жертвы на алтарь родины античной культуры, поэтому и объявило нуждающимся всё население.

А что такого? Все равны, все нуждаются. Правительство же нуждается в народной любви.

На маленьком ветреном острове, в Великобритании, вообще чудеса. Недавно Telegraph сообщил, что средняя зарплата англичанина составляет после выплаты налогов 1497 фунтов в месяц. А коммунальные платежи средней семьи составляют 1542 фунтов в месяц. Представьте себе такое – я не уверена, что получится. У английских же политиков получается. У них получается оставаться ключевой страной ЕС, но ограниченным членом Шенгена, годами говорить о введении евро вместо фунта, но тут же утверждать, что в Европе так накосячили с этим евро, что именно сейчас вводить его не время. Да и к Европе, кстати, англичане свою страну не причисляют, Европа – это там, по другую сторону «канала», как они называют Ла-Манш.

Это абстрактное отношение британских политиков к реальной жизни водителей автобусов породило шок на выборах 2010 года. Веками страной попеременно правили то тори, то лейбористы. Годами существовала карликовая партия либеральных демократов, привлекавшая лишь разбредающуюся в понятиях интеллигенцию, которая точно знает лишь то, что «Бриан – это голова, я бы ему палец в рот не положил». Либдемы, конечно, интеллигентные и умные парни. Особенно Ник Клегг, их лидер. Так вот народ, который – в среднем – платит за воду, газ и мусор больше, чем зарабатывает, увидел в телевизоре, как этот парень умно и бесстрашно сражался с самым изощрённым и злобным журналистом Би-би-си Джереми Пакстоном. Пакстон столь велик и ужасен, что ни Дэвид Камерон (тори), ни Гордон Браун (лейбористы) выйти к нему на ринг не рискнули. А Клегг рискнул и выиграл для своей партии 23% голосов. Но ведь он один такой, других либдемовских парней никто не знает. Мелькнул Клегг дюжину раз на экранах – и в результате ни тори, ни лейбористы большинства в парламенте не набрали. В стране впервые возникло коалиционное правительство. Тандем Камерона и Клегга. А чудеса не кончаются: дефицит бюджета подскочил с 5,5 до 13%, безработица – до 5,2%, и даже рекордно низкая ставка Банка Англии в 0,5% не в силах оживить экономику.