Литературная Газета 6325 (№ 21 2011) - [21]

«Ну какие мысли у Белинского! – говорит Толстой в 1903 году. – Сколько я ни брался, всегда скучал, так до сих пор и не прочёл». Яснополянский патриарх сходится здесь с юным Чуковским – правда, отчасти по разным причинам. «Какая это удивительная вещь! – скажет Толстой П. Бирюкову в 1904 году. – Белинский был человек, лишённый религиозного чувства. И мне такие люди чужды…» Был ли Толстой знаком с отзывами обсуждаемого лица о Христе? Но замечательно само толстовское удивление! Как будто писатель поражён тем, что в такой страстной натуре не живёт страстная вера…

Бой с силуэтом

В 1896 году Аким Волынский скажет, что русская критика мертва. Он посетует на исчезновение того огня, «который горел в статьях Белинского». В своей книге «Русские критики» спокойно и трезво (может быть, впервые так спокойно и трезво) говорит он о теоретической невнятице Белинского и об отсутствии у него научного метода. Эта академически сдержанная оценка не вызывает особого шума.

Скандал разразится в 1913 году. Переиздавая трёхтысячным тиражом «Силуэты русских писателей», критик Юлий Айхенвальд неожиданно добавит в них краткий очерк о Белинском. «Белинскому недорого стоили слова, – начинает Айхенвальд, – никто из наших писателей не сказал так много праздных слов, как именно он… Его неправда компрометирует его правду. Белинский ненадёжен. У него – шаткий ум и перебои колеблющегося вкуса. Одна страница его книги не отвечает за другую…»

«…Гнусный пасквиль Волынского», «не менее отвратительная статья Айхенвальда», – скажут советские критики, впрочем, стараясь обойтись без цитат.

«Иностранец с книгою в руках…»

Книжка «Спор о Белинском» вышла в 1914 году, когда читателям было уже не до предмета спора. Да и с самого начала дискуссия носила несколько искусственный характер. Важен был не столько Белинский, сколько «верность заветам». Айхенвальдовская «пощёчина общественному вкусу» только подняла музейную пыль – в отличие, скажем, от настоящей «Пощёчины», раздавшейся практически одновременно. (Сбрасывание Пушкина и Белинского с парохода современности преследовало при этом существенно разные цели.) Грянула европейская катастрофа, которая для России затянулась на много десятилетий. Белинский стал официальной принадлежностью новой культуры, которая за неимением известных родителей торопливо наделяла его признаками отцовства. Это было второй и последней смертью «неистового Виссариона».

Ныне спор о Белинском бесперспективен. Литература перестала быть «центром вселенной», и всё связанное с ней отодвигается на задворки. И если русская интеллигенция – в её «классическом» варианте – прекращает своё бытие, значит, должен прекратить своё бытие и Белинский. Вышедший невредимым из всех передряг, он не может перенести одного: всеобщего безразличия к письменной (да, пожалуй, и устной) речи, когда интеллигент в собственной стране становится, как писал Набоков, «иностранцем с книгою в руках».

Но, сделавшись живым чувствилищем литературы (неважно, хорошим или дурным), Белинский создал прецедент. Его отношение к «высокому и прекрасному» как к единственному делу, за которое стоит положить жизнь, и как к смыслу её самой не может быть опрокинуто доводами рассудка. Белинский может оставаться предметом любви или нелюбви, но отнюдь не объектом научных изысканий. Белинский, лишённый страсти (в том числе и нашей, ответной), – это уже не Белинский.

Полюбят ли его вновь? «Как дай вам Бог…» – сказал Пушкин.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,4 Проголосовало: 5 чел. 12345

Комментарии: 09.06.2011 20:13:11 - Анатолий Фёдорович фёдоров пишет:

Белинский=вечен

Какая глубокая, осмысленная и прекрасным русским языком подана великолепная статья блистательного ВОЛГИНА! Учиться надо у него писать современным литераторам, страдающим и малыми знаниями и косноязчием...Спасибо автору и редакции..

09.06.2011 07:39:00 - Vladimir Feldman пишет:

отличная статья

в двух статьях про Белинского приведены противоположные мнения Толстого (раннего и позднего - в данном случае позднего). Спасибо автору, за "big picture".

Иван Калита с Лазурного берега

Литература

Иван Калита с Лазурного берега

ВЗАПРАВДУ

Марина КУДИМОВА

Мальчик из Ниццы нашёл сокровище. У сокровищ тоже есть негатив. Во-первых, могут похитить. Во-вторых, человек, морально не готовый к богатству, начинает транжирить и мотать во все тяжкие и очень скоро остаётся у разбитого корыта. Но находка Ренэ Герра – так зовут везучего француза – долгие годы не приносила ему ничего, кроме насмешек и общего недоумения. И промотать богатство было мудрено – оно не пользовалось никаким спросом и не приносило никаких дивидендов. Дело в том, что Герра нашёл… наследие русской эмиграции первой волны. Нашёл, сохранил и продолжает приумножать, живя под девизом «Ни дня без находки».

Мне доводилось писать о «русском французе» Ренэ Юлиановиче, как часто почтительно и иронически именуют доктора филологических наук Парижского университета, Национального института восточных языков и цивилизаций (INALCO) и русского языка парижской Академии финансов. Но за кадром осталась, наверное, наиболее полная на сегодняшний день книга, дающая представление о Герра, названная строчкой трагичнейшего стихотворения о русском рассеянии, – «Когда мы в Россию вернёмся». Самым русским городом времени юности Ренэ была его родная Ницца. Там 11-летний мальчишка начал учить русский язык. Там же познакомился с русскими эмигрантами. Среди них были потомки купцов, философы, поэты – например, Е. Таубер, стихи которой ценили Бунин и Адамович. Именно строкой Г. Адамовича поименована книга очерков Р. Герра о Б. Зайцеве и А. Величковском, И. Шмелёве и Ю. Терапиано, Ю. Анненкове и С. Шаршуне, С. Чехонине и А. Бенуа – о русской художественной и литературной эмиграции во Франции. Поскольку после первой была вторая и третья волны исхода, книга охватывает полувековой период. А интервью с Г. Сапгиром или Е. Поповым сделаны уж совсем недавно.