Литературная Газета 6320 (№ 16 2011) - [57]

После школы она получила высшее физико-математическое образование. Её двинули по партийно-советской линии, Валентина стала заведующей отделом оргработы чкаловского горисполкома. Ей-то и пришлось исполнять директиву ЦК КПСС – провести демократические выборы народных депутатов, руководствуясь принципами перестройки и гласности. Коллизия для заворга товарища Волчёнко Валентины Витальевны сложилась, можно сказать, драматическая. Режимное предприятие, вышколенный железной дисциплиной коллектив и… демократия. Но – «партия сказала «надо», народ ответил «есть»!» И Валентина кинулась организовывать выборы. А Таджикистан уже бесновался, здесь открыто столкнулись коммунисты и исламисты.

На улицах стали появляться возбуждённые таджики, одетые кое-как, в засаленных халатах на голое тело. Они мотались по городу, будто приценивались… «Властелин» города и комбината, его директор Владимир Яковлевич Опланчук, из когорты знаменитых «красных директоров», вернулся с сессии Верховного Совета СССР потрясённым и раздавленным. Слёг и вскоре умер. Что сегодня с его могилой и бюстом – неизвестно. Валентина недавно собралась было съездить туда, проведать могилу своего отца. Знающие люди ей сказали: и думать не смей! Они даже русское кладбище разнесли…

Из горисполкома Валентину вытеснили – представители титульной нации занимали все кресла подряд. В эти дни она узнала, что один из начальников местного управления КГБ покинул город вместе с семьёй, исчезнув где-то в России. Когда она попыталась выяснить – почему, ей сказали: ты о себе думай, ведь здесь будет не перестройка, а перестрелка.

– Тут как раз муж мой из Воронежа вернулся, – рассказывает Валентина. – Он там окончил геохимический факультет, приехал, счастливый, с дипломом о высшем образовании и направлением на работу. Его приняли в рудоуправление узбекского Янгиабада, но тотчас уволили за… незнание узбекского языка.

В Таджикистане в тот момент уже вспухала безумная (но очень увлекательная) сугубо национальная смута, Она быстро переродилась в гражданскую войну, в которой таджики, обезумев от своих новых «национальных ценностей», убивали друг друга бесконечные пять лет. Но это для русской Валентины все они были таджики, а друг для друга уже стали северянами и южанами, сгруппировавшимися по родовым кланам.

– Было очень страшно, – говорит Валентина. – Отовсюду слухи: убили, изнасиловали, ограбили… Комбинат и город впали в ступор. Горожане затаились по своим квартирам, вязали узлы, прислушивались к автоматным очередям. Никто ничего не знал толком – что вообще происходит? Но мы всё-таки надеялись, что с нами и с комбинатом ничего плохого не произойдёт. Разве можно всё взять и разорить?!

Чкаловцы были правы в одном – война войной, а новым местным властям пришёл час задуматься, как обойтись со свалившимися на их головы рудниками и комбинатами, электростанциями и заводами. Как следовало поступить с горно-обогатительным урановым комбинатом, дорогущим и важнейшим объектом мирового калибра? Такое предприятие могло и должно было стать становым хребтом независимой таджикской экономики. Власти должны были выставить по периметру Чкаловска охрану (от своей собственной смуты) и сказать русским горожанам-ядерщикам: живите и работайте спокойно.

Но представители новых властей прежде всего двинулись по квартирам работников комбината.

– Звонок в дверь. Открываю – таджики, – рассказывает Валентина. – Спрашивают: «Вы собираетесь уезжать? Мы вам денег на дорогу дадим, поможем упаковаться». – «Я собираюсь, но не завтра…» – «Ну, смотри! Мы пока следующую квартиру посмотрим, а ты подумай». Понимаете, они по всему городу проводили такой вот поквартирный опрос. За ними пришли другие. Эти говорили уже жёстко. Вот тебе деньги на дорогу, давай отсюда без разговоров. Уже всё было ясно. Я взяла у них деньги, сказала, что уедем быстро. «Если кто ещё придёт, скажешь, что здесь будет жить племянник Мамеда Асадулоева». Только мы начали паковаться – пришли третьи. Эти уже были с автоматами. Один тыкал меня автоматным стволом и орал: «Освобождай, мы сейчас свои вещи заносить будем!» Я в окно глянула – у подъезда КамАЗ с их вещами стоит. Я ему говорю, что квартиру уже отдала, и назвала фамилию. Он постоял, подумал и сказал: «Мамеда знаю. Хороший человек. Ладно, мы к твоим соседям поселимся» – и пошёл в соседнюю квартиру…

Уезжали обозом – тремя семьями. К начальнику станции Худжант – договариваться о товарном вагоне – пошла Валентина. В её бытность завотделом горисполкома он был каким-то депутатом, и они знали друг друга. Вагон он дал, но забрал у неё золотой перстень, серьги, цепочку с кулоном. Сказал: «Счастливо доехать», – и черкнул на её заявлении: «Оплату за вагон принять».

В депо ещё работали русские женщины. Они научили Валентину: мужиков своих сажайте в багажный вагон для охраны, чтобы в дороге добро не разграбили. Пусть изнутри закроются и никому не открывают. Дайте им пару ящиков водки, тушёнку, ещё чего там вкусного, будут через верхний люк откупаться по пути на сортировках, перецепках, чтоб вагон не отцепили. Месяц они ехали. Это октябрь уже был, холодно. Но они матрасы взяли, керогаз на сухом спирте у них был.