Литературная Газета 6319 (№ 15 2011) - [53]

8. Похороны Степаныча.

Все меньше оставалось людей в поселке. Они гибли каждый день, но никто их не хоронил. В лучшем случае их присыпали в разбитом блиндаже или подвале. Так мы с Серегой сделали, когда побежали «проведать» наших квартиранток-украинок в овраг.

В их блиндаж угодила бомба, и мы среди обломков и куч земли увидели лишь размозженную голову Паши. И узнали, что это она лишь по одежде. Постояли над развороченным блиндажом и присыпали убитых землей… Проведывать соседей мы бегали теперь всегда только с лопатами…

С верхней улицы, где уже почти не осталось домов, прибежал знакомый пацан и сказал, что ранен мой друг-одноклассник Костя Бухтияров. Утром он варил кашу в печурке (такие теперь были перед каждым блиндажом и подвалом), на руках у него была двухлетняя сестренка Катя, рядом разорвалась мина…

- У Кости сорок восемь ран! А Катька осталась целехонькой! – закончил свой рассказ парнишка.

Меня потрясло число ран, и я побежал к блиндажу Бухтияровых. Костя лежал замотанный в простыни и тихо прерывисто стонал. Я нагнулся к его искривленному муками белому лицу и тихо спросил:

- Неужели сорок восемь?

– Да-а-а, - выдохнул он и закрыл глаза.

На следующий день Костя умер. Его похоронили тут же, во дворе, расширив ту воронку от мины, которая его убила.

Однако одного человека, соседа Степаныча мы все же похоронили, по людски, как было положено до  войны.

Убило Степаныча в километре от дома, на передовой, где несколько ходячих, крепких стариков помогали военным рыть окопы.

Кто доставил его тело, я не видел, но, когда я вышел из подвала, он лежал пред входом на трех табуретках, завернутый в плащ-палатку. Набожная старушка Пухова решила похоронить мужа по всем православным канонам и наняла за продукты людей.

Пришли две старушки, тело обмыли, и они же стали отпевать покойного. К вечеру появились два старика-плотника, делать настоящий гроб. Я подсказал им, что в овраге лежат ящики от снарядов «катюш».

На наше счастье был перерыв в обстрелах. Мы принесли два ящика и плотники тут же соорудили «домовину») для Степаныча. Последнюю ночь покойник должен провести в своем доме и мы спустили Степаныча в подвал, где ютились от бомбежек.

Хоронить решили в овраге. Еще с вечера вырыли там могилу. А на утро возобновились обстрелы. По поселку били и немцы, и наши из Заволжья. Пришли старики-плотники. Заколотили гроб крышкой и увязали веревками,  вынесли из подвала. И поставили на те же табуретки. 

В одно из затиший мы четверо: впереди плотники, а сзади я и невестка Пуховых, перекинув через плечи веревки, ринулись с гробом со двора к оврагу. Но тут же нас накрыли разрывы.

Бросив ношу, мы упали, и наши руки и ноги сами стали рыть землю. В перерывах меж разрывами тащили домовину волоком. А когда добрались до обрыва, полетели кубарем в овраг вместе с гробом. Дотащились до могилы и увидели, что она полна воды.

- Ему теперь все равно, - перекрестившись, сказала невестка. –  Прости нас…

И мы опустили Степаныча в воду.

9. Страшная ночь.

После похорон хозяина мы всего несколько дней пробыли в пуховском подвале. Одна ночь была столь страшной, что мы не выдержали и  попросились в блиндаж к маминой знакомой на Верхнюю улицу.

Пуховский и наш дома были у самой Волги, и они, видимо, были отличными мишенями для наших заволжских батарей. По ним лупили не только немцы, но и наши. В ту сентябрьскую ночь мы думали, не доживем до утра...

Я забыл про всех в подвале. Свернувшись в калачик, скулил под койкой, и думал о том, что кровать спасет меня. Свод подвала обрушится, всех задавит, а я останусь жить… Так мне не хотелось умирать, что я уже не думал, о маме, Сереге, двоюродном пятилетнем брате Вадике. Он при каждом ударе заходился так в крике, что заглушал постоянно молившихся старух и женщин.  

Помню, один взрыв был такой силы, что все в подвале, вместе с моей кроватью поднялось,  а потом рухнуло, и меня обожгло огненной вспышкой.

На утро все увидели – там, где был двор наших соседей Грызловых, огромную воронку. На дне ее была вода.

- Такие бывают только от бомбы в тонну, – сказал нам военный.

  Я со страхом смотрел на громадную в полдвора яму. Она разметала Грызловский дом, похоронила блиндаж, где укрывалась не только их семья…

- Здесь даже прикапывать никого не надо, - тяжело вздохнула мама.

Мы постояли во дворе соседей. И пошли с нашими жалкими пожитками к Верхней улице.

10. Нас ранило…

В семье Горюновых, куда мы перебрались, тоже двое ребят. Витька учился на класс ниже меня. Младший (запамятовал его имя) года на два моложе Сергея. Но у них еще сердитая бабка Устя. Она гроза всех уличных мальчишек. Нам с Витькой напрочь запретила бегать по поселку.

- Пусть сидят в блиндаже! – строго приказала она моей и Витькиной мамам, - добегаются! Вот уже и Борисовых, и Сальниковых с Завгородневыми поубивало… Никого не осталось на нашей улице.

Однако в блиндаже можно «безвылазно» просидеть только ночь, а днем чтобы жить дальше нужно вынести мусор, «поганое ведро», сбегать в развалины «по-большому», принести из колодца воды (а они теперь пообвалились от бомбежек), узнать, что произошло за ночь в поселке. В общем, дел много…