Литературная Газета 6317 (№ 13 2011) - [28]

Кроме аутентичных текстов издание содержит хронику жизни и творчества М. Шолохова, родословную самого писателя и некоторых казачьих родов, алфавитный указатель персонажей романа «Тихий Дон». О значении творчества Шолохова вообще и особо романа «Тихий Дон» говорится в беседе писателя А. Стручкова с одним из ведущих исследователей творчества М. Шолохова, членом-корреспондентом РАН Феликсом Кузнецовым.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 1,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Самые яркие

Библиоман. Книжная дюжина

Самые яркие

В Ханты-Мансийске прошла церемония вручения Международной литературной премии «Югра», организаторами которой традиционно выступают правительство автономного округа и Ханты-Мансийский банк. Как отметил президент финансовой организации Дмитрий Мизгулин, премия вручается не только ярким отечественным литераторам, но и зарубежным поэтам и прозаикам. Лауреатами Международной литературной премии «Югра» за 2010 год стали: Глеб Горбовский (Санкт-Петербург) – за выдающийся вклад в развитие русской поэзии; Евгений Шишкин (Москва) – в номинации «Проза» за роман «Закон сохранения любви»; Юрий Перминов (Омск) – в номинации «Поэзия» за книгу стихов «Свет из маминого окна»; Горан Петрович (Сербия) – в номинации «Славянская книга» за сборник «Остров и окрестные рассказы» в переводе Ларисы Савельевой; Маргарита Анисимкова (Нижневартовск) – за вклад в развитие русского исторического романа; Новомир Патрикеев (Ханты-Мансийск) – за вклад в развитие краеведения Югры и Ямала; Валерий Белобородов (Ханты-Мансийск) – за создание журнала «Югра» и альманаха «Подорожник».

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

С кем протекли его боренья?

Искусство

С кем протекли его боренья?

ПРЕМЬЕРА

Театр «Ленком» переплавил ибсеновскую драму, выведя на сцену шалопаистого «героя» нашего времени

Классическое определение «героя» к Пер Гюнту совершенно не подходит: доброта его слишком своеобразна, великодушие – избирательно, он инфантилен до жестокости, представление о порядочности смутно, отвага его больше походит на браваду, а обаяние имеет какую-то трудноуловимую зловещую подоплёку. Вот такое странное звено оказалось впаянным в цепь, которую составляют граф Резанов, Тиль, Хоакин Мурьета, барон Мюнхгаузен, Ланцелот… Место ли Перу среди них? С горькой усмешкой Марк Захаров подтверждает: да, самое место. Мир заслуживает тех героев, какие в него приходят. Утверждая сей неутешительный факт, режиссёр отваживается на переплавку-перекройку (был даже заказан новый перевод) знаменитой драматической поэмы норвежского мастера. И принять правомерность такого шага трудно. Для кого-то, пожалуй, и невозможно.

Ленкомовский Пер с ибсеновским имеет весьма относительное сходство (о чём зрителя предупреждают с самого начала, поместив сразу под названием спектакля корректное «по мотивам»). Задумывался спектакль как своего рода исповедь человека, миновавшего, по собственному выражению режиссёра, «точку невозврата» и осознавшего небесконечность жизни вообще и собственной в частности. Но в итоге всё сложилось так, что персонаж, созданный Ибсеном в середине века XIX, послужил Захарову поводом для разговора со зрителем о том, как в поисках себя мечется человек в веке XXI. И вести его по правилам, заданным Ибсеном, оказалось невозможным.

Тут самое время разразиться пламенным монологом по поводу необходимости прибегать к интерпретациям вечной классики в русле животрепещущих проблем текущего момента за неимением необходимого количества достойных образцов современной драматургии. Метаморфозы, произошедшие на ленкомовской сцене с Пер Гюнтом, тем заметнее, что это произведение не является бестселлером отечественной сцены, а потому не имеет разветвлённой и многоуровневой биографии воплощений. Прецедентов практически нет. Александр Казанцев поставил дипломный спектакль на курсе у Олега Николаевича Ефремова, а позднее начал репетировать в Малом, причём роль Пуговичника согласился играть сам Царёв, но света рампы спектакль так и не увидел. Вот, кажется, и всё. Сетовать же на то, что среди тех, кто притязает сегодня на звание потрясателей подмостков, не наблюдается новых ибсенов (равно как и шекспиров, горьких и мольеров, которые тоже некогда ходили в современных драматургах), – занятие малоэффективное. Современная российская драматургия прекрасно вписывается в костровское определение: она такова, какова она есть, и больше никакова.

Сегодняшний зритель в массе своей и о первоисточнике-то имеет весьма смутное представление, что уж говорить о философских подтекстах, коими Ибсен щедро прослоил метания своего беспутного героя. Экзистенциальными проблемами он (то есть зритель) если и задаётся, то предпочитает переводить их на житейско-бытовой уровень. Так что если и подводить под его «искания» какую-то философскую базу, то тут, пожалуй, уместнее обратиться к Михаилу Бахтину с его карнавализацией бытия, нежели к отцам европейского экзистенциализма.

Пер Гюнт (Антон Шагин играет его на пределе сил и эмоций), как и его нынешние ровесники, ищет себя, примеряя маски, которые в изобилии предлагает ему жизнь: подойдёт – хорошо, нет – надену другую, главное, чтобы мне в ней покомфортнее было (Перу удаётся подстрелить в небесах… рыбу, которая, как известно, ищет, где глубже). Надоедят серые будни – можно стать сказочником и веселить народ небылицами о полётах на олене под облаками. Взбунтует плоть – есть возможность превратиться в мачо и увести из-под венца чужую невесту или обрюхатить дочку короля троллей (Ингрид в исполнении темпераментной Светланы Илюхиной чем не красотка из ночного клуба?). Захлестнёт волна азарта – вот карты, чтобы сыграть партию с Даворским дедом, который у Виктора Ракова так похож на «отца», никак не могущего вернуть утраченный авторитет у своего «сына» и потому прячущего горечь за хмельным весельем. Захочется «высоких чувств» – Пер не прочь разыграть перед Сольвейг (Алла Юганова чаще предстаёт эдакой несмышлёной девчушкой, чем искренне любящей женщиной, что несколько не вяжется с финалом истории) романтического героя. «Витязь на птичьих ногах» – так аттестует своего героя Ибсен. Таким он у Шагина и получается. И Александра Захарова играет Озе как «постаревшего» Пера в женской ипостаси – и озорства, и безответственности, и слепой силы в ней столько же, сколько в таком любимом и таком непутёвом сыне. Желания Пера диаметрально противоположны, но он этого даже осознать не в состоянии: тут тебе и «к чистому свету подняться», и, покончив с пастушьей долей, быть вознесённым «выше, чем английский трон».