Литературная Газета 6304 (№ 02 2011) - [62]

Так он добрался до условленного места – школьной спортивной площадки, где они давным-давно занимались физкультурой и сдавали какие-то нормы.

Рома был в своём репертуаре. Он весь происходил из того времени, которое закончилось. На нём были мешковатые, когда-то коричневые, вельветовые штаны с залысинами, битые, в серых трещинах, кроссовки неопределённого цвета, куртка, не подлежащая разумному описанию. Сверху крепко сидела чёрная, с вихрами, голова без единого седого волоска. Морщинки на лице странным образом соответствовали трещинам на кроссовках. Было понятно, что этот парень прошёл в жизни славный путь.

Из того же времени была и пыльная, тёмно-вишнёвая «девятка», из которой он вылез, похожая на добротный провинциальный гроб, слаженный по росту.

Всё спасала его широкая улыбка.

– А я не один! – радостно заявил Рома и протянул свою грубую, шершавую ладонь для пожатия. Открылась дверца, и из машины выбралась его жена. Её маленькую фигурку прятало пальто яркого кричащего тона в стиле «ядерный рассвет».

– Здравствуйте, – сказала она.

Кажется, он видел её второй раз в жизни. В общем-то, они правы, подумал он, здесь надо одеваться приблизительно и жить приблизительно.

– Здравствуйте. Погода сегодня замечательная.

Он скромно улыбнулся, – широко у него не получалось никогда.

– Ну да, замечательная, – согласился Рома. – Что-то у меня голова болит. – Он вздохнул и притворно взялся за правый бок.

– Ты таблетку пил? – спросила жена.

– Чтобы таблетки пить, надо, знаешь, какое здоровье иметь, а я…

Рома рассмеялся. Жена вернулась к машине. С возрастом они стали моложе. У них было трое детей, с собой захватили одного, самого младшего. Резвый мальчик в дутой курточке и смешной шапочке с завязками у подбородка сразу полез в песочницу рядом с железным турником. Мать отправилась следом.

– Ну как у вас? – спросил Рома.

Он пожал плечами:

– Да никак.

– Кому никак, а для меня пустяк… «Она работала в институте высоких технологий, он преподавал на кафедре физики низких температур, – продекламировал Рома. – «Как это в вас уживается высокое и низкое?» – спрашивали у них». – Он снова рассмеялся. – Слушай, а в чём проблема?

– Денег нет.

– Совсем?

– Не совсем.

– А-а… – протянул он, начиная соображать. – И сколько же тебе надо?

– А ты помочь, что ли, хочешь? – поинтересовалась жена. Она вернулась, держа в руке пластмассовое детское ведёрко.

– Мама! – позвал её сын.

Она обернулась:

– Я сейчас!

– Ну подожди ты, – загудел Рома. – Дай человеку сказать!

– Пожалуйста, – согласилась она, отдала зачем-то Роме ведёрко и зашагала к песочнице.

– Я и сам не знаю. Это не меня надо спрашивать.

Он действительно не знал, в чём проблема.

– Говорят, сейчас большие возможности, – сказал он наугад.

– Для того, чтобы спиться, – добавил Рома.

– Но ты же не спился?

– Я… – Он довольно хмыкнул и кивнул в сторону турника. – Разве мне позволят?

Там шла какая-то игра. Ребёнок что-то искал. Ведёрко, догадался он.

– А у тебя сын… – подбирал слова к вопросу Рома. – Я забыл…

– Игорь. Учится на первом курсе, в Москве.

– А ты Пашу Стрелкина знаешь?

– Нет.

Ребёнок, не найдя пропажи, заплакал. Мать присела рядом на корточки. Она вытирала ему слезинки.

– Пашу не знаешь? – удивился Рома и принялся рассказывать сбивчивую историю про этого Пашу и его дочь-отличницу. Он слушал его и понимал, что во всём этом рассказе самого Рому больше всего интересует именно Паша, точнее, его имя, – оно ему просто очень нравилось, да так, что он упоминал его на разные лады чуть ли не через слово.

– Смотрю, а это Паша по набережной чешет, только брючки свистят! Я зову: «Паша! Паша!..»

Он вспомнил, что Рома уже как-то рассказывал ему какой-то анекдот про совершенно другого Пашу, и в нём тоже Паша занимал главные места в каждом предложении. А ещё вспомнил про себя, про то, что вот он тут разговаривает, а где-то там, дома, сгущается и каменеет их общее молчание, даже когда и она в данную минуту говорит с кем-то, смеясь, по телефону или встречается, как он, – оно становится только крепче.

– Так это же Паша! – восклицал Рома, встряхивая ведёрком.

– А вот и ведёрко! – радостно отзывалась жена, подводя к нему сына.

Рома безостановочно говорил – округлял глаза, откидывался назад телом, разводил руками, даже присел однажды… В его пересказе мир был полон интересных событий. Он свободно разбирался в жизненном хаосе, был рулевым, лоцманом. Сыпал прибаутками, деталями, названиями предметов. Было видно, что жена рада тому, что он у неё такой весёлый и что она нисколько не устаёт от его напора. Они обменивались замечаниями, значений которых он не понимал, и радовались друг другу.

Есть же счастливые люди, думал он, и объяснял себе Рому так: когда он знает, как всё вокруг называется, ему легче жить, он просто умеет это делать.

Слушая его, он половину пропускал мимо ушей, ему достаточно было настроения, а Рома в своём беспорядочном повествовании уже подобрался к жене.

– Я сижу с паяльником у телевизора, а тут она с кухни заявляется: «Там, говорит, под окном, на карнизе, голубь полудохлый сидит». Я ей говорю: «Ну и что?» Она мне: «Он весь больной и заразный, а у нас дети. Если тебе на детей не наплевать, убери его…» Обхохотаться можно. Бросаю всё, чуть не матерюсь, иду на кухню: и правда, сидит голубь за окном. «Ну и что? – спрашиваю её. – Тебе делать больше нечего? А мне есть чем заниматься…»