Литературная Газета 6290 (№ 35 2010) - [15]

– В литературе нередки преувеличения. И неудивительно, что в этих рассказах так много экстремала.

– А можно ли сказать, что динамика, экшен здесь преобладают над философией?

– Как правило, любой рассказ можно воспринимать как некий фактический аргумент, к тому же довольно схематичный аргумент. Поэтому в рамках рассказа не всегда хватает времени на философские раздумья. Всю философию мы стараемся переносить на читателя. Иначе говоря, мы даём ему импульс для дальнейших размышлений. Многие рассказы благодаря своей ироничности заставляют самого читателя философствовать.

– Собранные истории написаны в литературной манере, которая несколько отличается от русской и европейской.

– Разницу можно объяснить, например, своеобразием нашего климата. Тут вам и темперамент, и менталитет кубинцев. Ну, во-первых, на Кубе нет зимы. Во-вторых, люди уделяют много внимания занятию сексом. Они отличаются повстанческим нравом, а порой очень даже оптимистичны. Кубинец всегда ожидает от завтрашнего дня чего-то нового и хорошего. Однако все эти авторы – сейчас я коснусь вопроса, который более всего меня затронул, – придерживаются точки зрения, что в литературе на первом месте стоит язык.

– Один из рассказов сборника связан с именем Маркиза де Сада...

– Да, есть такое упоминание, но имейте в виду, что это происходит в наименее серьёзной из всех историй – рассказе Эрнесто Переса Чанга «Призраки Маркиза де Сада». Этот рассказ являет собой карнавал, бурлеск, и фигура де Сада возникает только в связи с тем, чтобы посмеяться не только над самим собой, но над всеми, в том числе над читателем.

– В рассказах встречается ненормативная лексика. Насколько она характерна для кубинской прозы?

– Ну, во-первых, когда ты пишешь свои произведения, ты помимо обыденных слов, хочешь не хочешь, прибегаешь к несколько искусственным выражениям. А во время разговора ты не задумываешься над тем, в каком порядке расставлять слова во фразе. Ведь говорить как по писаному могут только преподаватели и профессора. Во время сочинения ты понимаешь, что очень много зависит от порядка слов. Я не уверен, что все авторы, представленные в этой подборке, в равной степени отступают от норм литературного языка. Тут, скорее всего, речь идёт о прозаиках-рассказчиках, а не о прозаиках-поэтах. Я хочу сказать, что на Кубе всё ещё существуют люди, которые разделяют литераторов на две группы – тех, кто пишет в насильственной, агрессивной манере, и тех, кто пишет языком изящной словесности. Кубинскую литературу можно по агрессивности сравнить с русской или немецкой. Для писателей, которые придерживаются насильственного, воинственного направления, характерно употребление жаргона, слов обыденной речи. Они культивируют так называемый грязный язык. Я же отношу себя к сторонникам утончённого стиля. Хотя иногда жизнь заставляет выбирать первый вариант. Всё-таки я считаю себя настоящим мачо. Но с другой стороны, любой вариант языка, который ты используешь, – это всегда инструмент для манипуляций.

– Есть ли у вас любимый рассказ в сборнике?

– Любимый – это свой (улыбается). Потом, конечно, рассказ Антона Арруфата. А вообще-то вы ставите меня в сложное положение, потому что, как мне показалось, я выбрал рассказы, которые представляют всё самое лучшее в кубинской литературе. Я выпустил уже много антологий, и каждый раз я обязательно нахожу причину, почему каждый последующий сборник должен или будет отличаться от предыдущего. И мне нравится думать и считать, что каждый раз я отбираю лучших авторов. Хотя не нужно забывать, что литература – это поле деятельности, которое всегда открыто для ожесточённых споров, и таким образом, всегда будет кто-то, кто скажет, что я был абсолютно не прав. Помимо всего прочего, литература – это всегда невероятная ирония. А если говорить жёстче, то известный кубинский писатель Хулиан дель Касаль, скончавшийся в конце ХIХ века, говорил, находясь в зените славы: «Литература – это дерьмо».

– Сильна ли на Кубе литературная преемственность?

– Несмотря на то что Куба – маленький остров, у нас очень глубокие литературные традиции. И до сих пор многие кубинские авторы считают себя последователями литературных корифеев. Вот, например, Антон Арруфат. Нет никакого сомнения (и он сам в этом не сомневается), что он следует традиции Хулиана дель Касаля.

– Что можно считать проблемой кубинской литературы?

– В 1990-х годах кубинские прозаики, а конкретнее авторы рассказов, считали, что они должны выполнять миссию, которую не выполняла пресса. Именно поэтому появились рассказы, отличавшиеся острой критикой по отношению к социальной проблематике. Появилась большая группа таких авторов. Часть этой когорты позже ушла из этого пространства, а некоторые и сейчас активно продолжают писать в жанре критической прозы. Они забыли, что их задача не в том, чтобы культивировать критическое отношение к тем или иным вопросам, а в том, чтобы создавать подлинные литературные произведения. Человек может издавать любую публицистику, но изначально он должен доказать, что он хороший писатель.

– Чем рассказы сборника «Десять кубинских историй» могут быть близки русскому читателю?