Литературная Газета 6270 (№ 15 2010) - [77]

Cовместный проект "Евразийская муза"

Прошу – не забывайте

ЛИТЕРАТУРА  АРМЕНИИ

Рассказ

Сколько бы сегодня ни делалось попыток фальсификации истории, не отменить одного: Победы. Победа была, и за неё сражались все вместе, все народы России, все страны СНГ, бывшие когда-то единым сильным государством. И победили именно потому, что были заодно. Фронтовая поэзия и проза авторов разных национальностей – тому свидетельство. Это наше общее прошлое, надежда на разумный диалог в будущем. Это подлинная литература, рождённая из пережитого. Литература подвига.

Сегодня на страницах «ЛГ» – произведения фронтовиков из разных стран СНГ.

Мкртич САРКИСЯН

(1924–2002)

Участник Великой Отечественной войны. Был командиром мотострелкового батальона. Награждён орденами «Великая Отечественная война» I и II степени и медалями.

Несколько дней назад меня вызвал к себе начальник лагеря.

– Заключённый № 615, – и он слабо улыбнулся, – заполните эту анкету и напишите автобиографию. Это нужно и нам, и в особенности вам.

Я написал автобиографию № 615-го (когда-то принадлежавшее мне имя было заменено здесь номером) и представил её начальнику лагеря.

«Я, № 615-й, родился в 1920 году в армянском селе Парзик в семье бедняка. В селе я получил среднее образование, узнал первую робкую любовь. За день до ухода на фронт июньским вечером мы с моей возлюбленной уединились под сенью вековой ивы, и я осмелился поцеловать её влажные глаза. Она смущённо обняла меня за шею, хотела было поцеловать, но расплакалась. Может, такие подробности излишни в официальной автобиографии, но они важная частица моей жизни. Спешу добавить, что девушка тоже происходила из бедной семьи, так что прошу не искать в моей любви социальной подкладки.

Вначале я прошёл военную подготовку, потом только был отправлен на фронт. Я торопился на запад, война с той же поспешностью продвигалась на восток. Встретились мы под Киевом, схватились не на жизнь, а на смерть. Любой ценой хотелось защитить Киев, отстоять свою Родину. Хотелось до последнего вздоха, до последней капли крови защитить тот единственный поцелуй, который теплился на моих устах, хотелось...

Но во время первой же танковой атаки осколком взорвавшегося снаряда мне раздробило левую голень, я остался на поле боя. Наши отступали, противник наступал. Вы прекрасно знаете, гражданин начальник, что с повреждённой ногой никто не в силах ни драться, ни обороняться. Я попал в плен. Испытания и переживания, мытарства и унижения военнопленного поймут только те, кому выпала эта участь. Не в голоде, не в пытках несчастье пленного – отнюдь. Пленный уже не вправе именоваться человеком, он нумерованное полосатое существо: ударами резиновых дубинок, пинками его сгоняют и на работу, и на обед, и ко сну, и на собственное захоронение.

Мне повезло, я выздоровел и во что бы то ни стало хотел вырваться из плена. Когда я более или менее окреп, стал увереннее держаться на ногах, мы с двумя товарищами устроили ночью побег и подались к партизанам. За три месяца на моём счету были уже два взорванных состава, пять «языков» в чине генералов, из коих два эсэсовца, освобождение советских пленных с захваченного поезда.

Через три месяца я опять угодил в плен, но не раненым. Я не поддался слабости, не кончил жизнь самоубийством: я не хотел умирать, не хотел смириться со смертью и с врагом, я хотел воевать дальше. Бой с фашистами был тяжёлым. Под вечер карательные отряды взяли нас в железные тиски, в атаку пошли бронемашины и танки. Сражаться против танков с винтовками нелепо. Но если даже допустить, что всё-таки надо сражаться, то о победе и речи быть не может.

Отступая через лес, я неожиданно нарвался на два тёмных холодных дула.

– Хальт! Хенде хох!

Я поднял руки: с пустым автоматом я всё равно был безоружен.

Два дня немцы гнали нас, голодных, жаждущих, изнурённых, по размежёванному полю. Не приведи господь, если б они заметили прихрамывающего – не дождались бы, пока он упадёт, уложили бы захлёбывающейся автоматной очередью. Немногие добрались до места. На утро третьего дня замелькало продрогшее от предрассветной свежести маленькое озеро. Солнце, точно топлёное масло, расплывалось по волнам. Гуси шумно барахтались в воде, хлопали крыльями, словно окунались в солнце.

Офицер подал знак колонне остановиться. Пленные вмиг повалились на землю. Измотанные и обессиленные, они не замечали сказочного утра на озере. У берега плескалась прозрачная вода, пленных мучила жажда, но охранники не подпускали их к воде.

Дети, резвившиеся на берегу, прекратили игры, кинулись собирать пасущихся гусей, чтобы поскорее убежать домой. Старший из них, конопатый мальчонка лет десяти, под гогот немецких солдат никак не мог справиться с гусями и вывести их из воды. Упоённые солнцем и водой, пернатые с криком рвались к озеру.

– Ганс! – и офицер подал знак сухопарому солдату.

Волосатые руки Ганса с беспокойной готовностью взялись за автомат, пальцы скользнули по стальному стволу и застыли на курке. Знаком ли вам взгляд, голос смерти? Её хладнокровное и злое око уставилось на гусей и мальчика из чёрного отверстия дула. Автомат расхохотался: