Литературная Газета 6264 (№ 09 2010) - [12]

Жизнь не подчиняется догмам – Кузьмину не по силам ввести «военный коммунизм» и «распределительно-комиссарскую систему» в литературе. Посему деятельность решительного культуртрегера имеет последствиями лишь всемерное возрастание дурного элитизма в литературном цехе: наслушавшись Кузьмина, гордые митрофанушки задирают нос и начинают всерьёз думать, что превзошли «инерционного» Олега Чухонцева, потому что пишут стихи без знаков препинания.

Вообще новизна – сомнительный критерий определения качественности искусства. Любое хорошее стихотворение всегда связано с классическими образцами – так или иначе – и потому не стопроцентно в новизне. В 1916 году Блок смотрелся старьём на фоне заумника Алексея Кручёных. Ставить на новизну искусства – давать фору чепухе, ибо лишь чепуха способна выглядеть сияюще-суперновой, как только что отчеканенный рубль.

Читаю «Воздух» – пробиваюсь сквозь душные джунгли графоманской белиберды:

Из домов нас жмёт скворец,

спит в пыли репей-отец –

не хватило всем телец…

и внезапных глаз река

нас признает лишь слегка.

Механический мирок

мерзко мёрзнет возле ног

муравья-первопроходца.

Листья, пойте из колодца!

(Михаил Ильин. «Мимы в зал без глаз глазели…», 2008, № 1).

Друг мой, ведь ты согласишься с тем, что это – бессмысленный набор взятых с потолка слов, а не стихи.

Вот ещё:

Вздымают край народа

нулями тиражей

снежинки, мои жинки,

среди янтарь-ножей.

(Евгений Ракович. «Молодостьзрелостьстарость», 2007, № 3).

Я ведаю механизм создания подобных опусов: такое пишется только от лени. Лягу на диван, отключу разум – и враз сочиню добрую дюжину аналогичных «новаций». Испанки, мои панки. Британки, мои танки. Потапки, мои тапки…

Кузьмин ратует за «приращение смысла». Возможно, в ерунде Ильина и Раковича смысл и впрямь прирастает – но куда? К какому месту?

Отмечу ещё одну забавную деталь: пока Кузьмин воевал за «приращение смысла», хитрая молодёжь коварно обошла его с тыла. Возник «вавилонский стиховой штамп», буколически простой и гомерически непритязательный – так называемый «вавилибр», то есть верлибр ясноглазого горожанина, простодушно повествующего о своих буднях и влюблённостях. В сей коктейль по вкусу добавляются имена западных рокеров и кинорежиссёров, названия модных фирм, программистские жаргонизмы, кофейни, чай мате, чай каркадэ – и всенепременно эсэмэски:

Мне нечего читать,

кроме пустых клеток в блокноте

да старых смс на экране телефона,

в которых так много спрессованных

                               слов о любви,

что хватит на сотню романов,

и каждое второе сообщение

заканчивается поцелуем,

порхающим в эфире,

потерянным в электронных сотах…

А о чём ещё писать?

(Дмитрий Григорьев. «Далеко от дома», 2008, № 1).

Действительно, о чём ещё писать? И что инновационного во всех этих «вавилибрах», одинаковых, словно пиксели? Старый селянин строчит силлабо-тонику о босоногом детстве, а нестарый москвич или рижанин – верлибристику о свиданках-стрелках в кофейне. Дело понятное и приятное…

Конечно, в «Вавилоне» и «Воздухе» есть не только бессмыслицы и «вавилибры». Скажем, Всеволод Зельченко – хороший же поэт. Или Андрей Поляков. Многие авторы, связанные с «Вавилоном», достойны внимания. Николай Звягинцев, Сергей Круглов, Яна Вишневская, Данила Давыдов, Андрей Тавров, упомянутые в предыдущих письмах Мария Степанова, Полина Барскова и Наталья Черных.

Но вот ведь какая штука: все эти поэты – либо из «старовавилонской» команды 80–90-х годов, либо гости, зашедшие в «Вавилоновоздух» извне (Кенжеев, например). С авторами новых призывов дело швах: редко-редко в сотне страниц многих десятков «младовавилонцев» откопаешь один хороший стишок – но он появился только потому, что природа берёт своё и даже у нерадивого огородника может вырасти крупный огурец.

Я бы сравнил «Вавилон» (и прочие проекты Кузьмина) с видеосалонами перестроечной эпохи. Ты помнишь время, когда весь СССР покрылся видюшниками. Они сделали своё дело – ознакомили советского человека с недоступной прежде кинопродукцией – и сошли на нет, побеждённые кинозалами, телевещанием, аудиотехникой. Невелико удовольствие – глядеть шедевры кинематографа («Сатирикон» Феллини или «Крёстного отца» Копполы) вперемежку с копеечными боевиками и элементарной порнухой. Всё равно что читать стихи Кенжеева вместе с виршами Раковича, бессмысленной Скандиаки, безликого Львовского, претенциозного Сен-Сенькова и несуразного Нугатова.

Твой Кирилл

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Из жизни неправильных рассказов

Литература

Из жизни неправильных рассказов

ЛИТПРОЗЕКТОР

Публичная зона. Сборник Organic Prose. – М.: Livebook, 2009. – 416 с.

Александр ЯКОВЛЕВ

Вспоминается классика: «В этой сказке нет порядка: Что ни слово – то загадка!» А загадки приходится решать последовательно и кропотливо. Без обращения к корневым литературоведческим положениям, которые вроде бы и напрашиваются при одном виде списка внушительного авторского корпуса, привлечённого составителями в «Зону».

Вот с составителей и начнём. Но их… нет! Хотя они и пишут предисловие, но обнародовать имена и фамилии не спешат. Ну может быть, потому, что перед нами только первый том из заявленного трёхтомника Organic Prose. Мало ли, вдруг читателю и критикам не понравится? Зачем же головы подставлять? По-человечески понятно. Как понятно, что не может быть у составителей ответов и на вопросы, ставшие в последнее время почти риторическими. И почему непременно надо привлекать английским названием? И почему в ряде рассказов свободно присутствует ненормативная лексика? И почему среди авторов в подавляющем большинстве представители так называемого либерального лагеря? И почему… И т.д.