Литературная Газета 6260 (№ 05 2010) - [10]

Всё понятно с литературой, относительно деятелей которой автором приводятся статистические данные, свидетельствующие об их более низком интеллекте, в сравнении, например, с IQ физиков и математиков. Значит, здесь конкуренция возможна, словесность открыта всем. А дальше?

А дальше беда. И сплошная неполиткорректность.

Допускаю, что кого-то может обидеть тот научно зафиксированный факт, что не все равны от рождения. Меня – нет. Есть люди глупее? Допускаю. Есть люди умнее? Вижу. Никакого шока. Существует аристократия? Да. Встречается власть «оптиматов»? Изучал историю. Бывают семьи, поколение за поколением выдающие общественных деятелей крупного масштаба? А как же? См., например, «Михалковы».

Но вот вопрос – чем обусловлена это доминирование «оптиматов»?

Ричард Линн говорит: природой. Он – сторонник генетической теории и эволюционной биологии. В рамках его рассуждений всё приобретает законченные формы. Высокий интеллект в его рассуждениях – это не только знание наизусть таблицы умножения, но и навыки социальной адаптации. Как и другие полезные в нашей культуре свойства, не исключающие, впрочем, и нонконформизма. Нужно спорить?

Нужно.

Только не о статистических данных. Они приведены. А вот о методах порассуждать нужно.

Историю, как известно, пишут победители. В наше время – европейская цивилизация. Она же и устанавливает критерии интеллектуальности и как следствие – большей биологической приспособленности человеческого «кластера» в конкурентной борьбе. Закономерно, что исследования и их интерпретация предопределены результатом доминирования европейской культуры. Это чисто исторически обусловленная данность. Не исключено, что вскоре сменятся критерии выживаемости вида homo sapiens, и тогда согласие с природой продемонстрируют нынешние аутсайдеры. В конце концов Рагнарёк (гибель богов) придумали тоже европейцы. Как и первичность хаоса по отношению к космосу.

А ну как «жахнет»?

Какие тесты будут использовать для определения интеллекта тогда? Кто из землян проявит оптимальную гибкость в процессе социальной адаптации?

Конечно, космос – это становление, усилие, тогда как хаос – бездеятельность, пассивность. Не забудем, однако, что это тоже чисто европейская доктрина. Относительность имеет место.

Нет, прямо об этом нигде Линн не пишет. Это понятно умеющему читать между строк. Британский профессор ничуть не расист. Он спокойно говорит о более высоком интеллекте монголоидов перед европеоидами, как и большем объёме мозга даже условного анекдотического чукчи перед нашим. Объяснения нашего доминирования он тоже предлагает. Небесспорные? Да.

Хотя то обстоятельство, что величайшую империю в истории человечества создали в симбиозе монголы и русские, становится понятным.

Впрочем, ценность данной книги, почти сплошь состоящей из таблиц, не в выводах, а в самих таблицах. Есть данные, которые должны быть введены в научный оборот. Объяснять их, как показывает новейшая история, дело вкуса.

Но даже без объяснений кое-что следует иметь в виду, а именно: мы разные не только по цвету кожи и объёму мозга, но и по интеллекту, измеренному в критериях нашей (обратите внимание и не обобщайте!) цивилизации. Поэтому «что русскому хорошо – то немцу смерть». Как, видимо, и наоборот.

И ничего личного.

Е.М.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии:

Прощание с царём

Литература

Прощание с царём

ПУШКИН. ДЕНЬ ПАМЯТИ

Михаил ФИЛИН

Хотя о дуэли и смерти Александра Пушкина создано множество фундаментальных работ, однако и поныне в хронике его последних дней жизни есть не до конца изученные сюжеты. На наш взгляд, полноценному их исследованию мешают укоренившиеся в почтенной науке предрассудки идеологического свойства. Одному из подобных эпизодов – прощанию Пушкина с императором Николаем I – и посвящены эти беглые заметки.

В них мы попытаемся показать: в конце января 1837 года у поэта существовало два взаимоисключающих варианта прощания с царём, и

волею обстоятельств он последовательно реализовал в той или иной степени и форме обе возможности.

I.

После чаю много писал.

В.А. Жуковский

23 ноября 1836 года Пушкин и генерал-адъютант граф А.Х. Бенкендорф, как записано в камер-фурьерском журнале, были приняты императором. Поводом для этой чрезвычайной аудиенции в Зимнем дворце стало недавнее острое столкновение поэта с Дантесом и его приёмным отцом Геккерном, едва не завершившееся дуэлью. В ходе свидания Пушкин, по сообщению осведомлённой Е.А. Карамзиной, «обещал государю больше не драться ни под каким предлогом». Приблизительно то же самое рассказал впоследствии редактору-издателю «Русского архива» П.И. Бартеневу столь же сведущий князь П.А. Вяземский: царь, «встретив где-то Пушкина, взял с него слово, что, если история возобновится, он не приступит к развязке, не дав знать ему наперёд».

Спустя два месяца, 27 января 1837 года, поэт, и не помышляя кого-либо оповещать, вышел к барьеру. Иначе говоря, слово, данное Николаю Павловичу, поэт нарушил.

На Мойку с Чёрной речки Пушкина привезли тяжело раненного, а ведь он вполне мог быть убит за Комендантской дачей. Значит, Пушкин, всегда до крайности щепетильный в понятиях чести (point d’honneur), ушёл бы из жизни, так и не испросив прощения у царя, которого он, пусть и с оговорками, глубоко уважал и которого напоследок, увы, обманул?