Литературная Газета 6248 (№ 44 2009) - [68]

Послушала россказни подружек, подумала-повздыхала и решила: хватит киснуть, вот возьму и поеду, сама! Обложилась справочниками, атласами, буклетами. Выбирать так выбирать!

По очереди отвалились: Франция, Англия, Греция, Израиль и Италия. Причины разные, а суть одна — не «складывался пасьянс»…

И тут прямо просветление нашло: «Мне в Испанию надо, точно!» Понеслись картинки, как в синематографе! Теплынь, зáмки, музеи, театры. И главное — народ темпераментный, все знают! Зажмурилась, представила Мадрид, и всё сошлось. Сердце заколотилось — Татьянин это пейзаж, как влитая в нём!

Накупила обнов и дорожный чемодан на колёсиках. Ладно на ней смотрелись и лёгкие брюки капри, и яркие майки, и блузки-распашонки. Хотела было шляпку взять, померила и не отважилась: гриб-боровик на прогулке. Хохотнула и набрала кучу разноцветных шёлковых платков. А чего? На шею повязал — один фасон, вокруг головы обернул — другой, на поясе пристроил — третий. Можно и как бант, и как парео…

Ура!

Этот щекочущий ноздри запах авиационного керосина. Будто его заливают не в самолётные баки, а прямо в рот.

Эта хмурая, с вымученной улыбкой стюардесса. Будто приволокли её после затяжного запоя.

Этот никого не пристёгивающий пыльный ремень бессмысленной безопасности.

Заверяю тебя, мой друг, это — счастье! Без иронии, без преувеличения… Именно — Счастье! Свобода! Жизнь!

«Москва — как много в этом звуке!..» Мимо неё так запросто не проедешь. Крепкие руки подхватили дорожные сумки с гостинцами. И завертелось! Родственники, бывшие ухажёры, друзья-товарищи… Славословие как сель, прорвавшая дамбу…

— Как вы там? Да как мы здесь! А у вас? А у нас! А у них? Давай туда! Да нет, сюда! К нам! К ним!

Где начало? Где конец? День и ночь, как карточный валет, — ни верха, ни низа… Не вспомнить — спала или нет?

Столица утомила. Всё! Пора! Как сомнамбула приехала в турфирму. Купила путёвку на испанский курорт Салоу и… покатила чемоданчик…

Летать Танюша не боялась, но «на посошок» приняла. В соседнем кресле, вцепившись в бутылку «кокнаса», страх заливал столичный режиссёр, похожий на бесформенную скользкую медузу, и подружка-актриса при нём. Не женщина — плесневелая корка хлеба.

Икая и извиняясь, он твердил, как в бреду:

— Звиняйте, делиц-ца с вами не буду — к-коньях дарраго-ой! А эт-та, — тыча отёкшим пальцем в спутницу, — не п-пыёт! П-пра-авильныя. Делиц-ца не буду — к-коньях даррагой! В дьюти-фри брал. За евры. Даррагой!

И глызь-глызь прямо из горлышка…

— Я… эту… в Испанию везу. Глянь, кака чахла-я… Может, на солнце оттает, сосулька чёртова…

Дамочка ресницами — хлоп-хлоп — и улыбка ниткой.

А Танька страсть не любила, когда слабых обижают, хоть и плесневелых. Не терпела и женщин, которые без гордости… Гордость и гордыня — разное. Мама ей сто раз повторяла: «Не лезь в чужие дела, баба сама виновата, раз мужик не уважает…»

Нет, полезла в бутылку, заступница:

— Какой же вы негодяй! Как вы смеете в таком тоне о женщине говорить?!

И чего разбушевалась на весь салон «боинга»? Сама не поняла… Может, вискарь в кровь ударил? Потом про себя тоскливо думала: «Это ж как профессию любить надо, чтоб с таким… хм… на одну грядку сесть!»

Приземлились в Барселоне. Артистка взвалила мятое тело режиссёра на закорки, как альпинист рюкзак, и поплелась…

— Наотдыхается — не позавидуешь… — буркнула себе под нос Таня.

Здравствуй, благословенная Испания!

И примечталось ей, что прямо на трапе зазвучит «Кармен-сюита»… И мачо, страстный и благородный, протянет загорелую руку.

О, Испания — вечная фиеста! Только Дали, Гауди, Лорка, Гови, Армик, тореадоры, молодое игристое вино «Сангрия», вековые оливы:

Масличная равнина

распахивает веер,

запахивает веер…

Между виноградниками — кусты роз, для приманки пчёл… Звуки медно-струнные, томные и зазывные: «Начинается плач гитары… Раскрывается чаша утра…»

Такая вот, испорченная хорошей литературой барышня. Вот же ж наивная!

Иллюзия рухнула в первый день. Не фиеста там блистает и царствует, а поворачивается с боку на бок сонная сытая сиеста.

В гостинице на ресепшене встретил гостью менеджер — негр, как рояль Petrof, сверкая лаком и широкой улыбкой-клавиатурой цвета слоновой кости. Полиглот, всё ей по-русски разъяснил: чего, куда и как, молодец!

Номер оказался на последнем этаже с балконом и видом на море. Внизу — сосны, похожие на гигантские зонты, вперемешку с пальмами, будто обёрнутыми паклей…

Схватила камеру для истории: приблизила-отдалила, приблизила-отдалила… Прямо под балконом громадный бассейн с голубой водой. В него что, синьку кидают? Такой вода не бывает. Слева бар: коктейли всякие, вина. Вокруг — столики, кресла, лежаки. На них изредка падают длинные, как спицы, иголки с ближайших сосен и шишки, словно маленькие клубки шпагата… Приблизила… Официант лениво смахивает их ладонью, чего не тряпкой? Ну и порядки у них! Отдалила… Берег моря Средиземного, песок и вода… Вода… — ой! — тоже с синькой! Ну, дают буржуи!

Глядь, на шезлонге — он! Ах, какой красавчик! Брутальный брюнет, настоящий Пабло, Хуан или Педро. Загорает… Волосатый, длинноногий… На кожаном шнурке — зуб акулы… Отличное увеличение: родинка на щеке…