Литературная Газета 6242 (№ 38 2009) - [44]

Третья книга джунглей

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Пучков Д. Мужские разговоры за жизнь. - СПб.: Издательство "Крылов", 2009. - (Серия "Библиотека "Мужского клуба"). - 448 с. На протяжении сорокапятилетней жизни мне довелось сталкиваться с самыми разными людьми. Были среди них менты. Были личности с преступными наклонностями. Попадались мелкие кетаминовые дилеры, встречались владельцы некрупных оружейных магазинов. С милицейскими выпивал. Наркобарыг избегал. С торговцами оружием беседовал. Ибо, выросший вблизи гарнизона, мужчину без АК-47 за плечами не представлял. Повзрослев, с пылом встрял в дискуссии о "короткостволе".
Так вот. Капитан милиции перед особенно многообещающим алкогольным марафоном имел привычку прятать "макарова" в сейф. Хозяин оружейной лавки, бывший подполковник КГБ, любил повторять: "Цель оружия - убивать, потому оно должно быть последним аргументом в споре".
Вывод я сделал сам: "огнестрел" нельзя доверять тому, у кого он будет первым и единственным доводом в диспуте.
К чему это я?
Докладываю: новая книга Гоблина начинается с "короткоствола" и потенциальный выстрел из него становится камертоном для всего сборника, безусловно, лучшего из трёх последних, подписанных Дмитрием Юрьевичем Пучковым: "За державу обидно", "Записки сантехника о кино" и этого вот.
Со страниц "Мужских разговоров" без соплей и сантиментов суровый сержант учит жить пацанов. Он не очень-то любит салаг. Но у него есть задача: научить детей выживать в замкнутом мужском коллективе. И шире - в нашем мире, который создают исключительно мужчины.
К своей задаче Дмитрий Юрьевич подходит ответственно. Он не только высказывается по "короткостволу" (в рамках той разумности, которую я привёл в начале текста) и другим мужским игрушкам. Он учит вести беседу, он даёт представление о правилах церемониальности в мужском сообществе, он показывает глупость там, где её не видит совершивший. Он суров до неприятного, но только так можно научить выживанию.
Свидетельствую: мои школьные годы прошли в интернате, свою состоятельность приходилось доказывать ежедневно, очень долго - кулаками.
Сообщаю: это больно. Гоблин ещё мягчит.
"Сержант Пучков" может вызывать неприязнь, отвращение, но я не присоединюсь к хору его хулителей. Мне симпатично его человеконенавистничество. Я из тех, кто считает мизантропию здоровым и производительным чувством. Я - сторонник насилия. Но и я всего лишь приготовишка в школе сверхчеловечества, потому сентиментален. А значит, тонко чувствую нотки, в которых Гоблин становится почти нежным. Нет, это не из раздела гомоэротики - это из отцовского, это про то терпение, когда несмышлёныш лепечет что-то глупое, но искреннее, для себя святое. Тут Дмитрий Юрьевич удивительно деликатен. Одна-две интонации подобного рода на всю книгу - и Гоблин предстаёт усталым и мудрым, хорошо пожившим, но ещё очень бодрым дядькой.
Предполагаю, в этих "проколах" ритуальной грубости нужно и можно рассматривать настоящего Пучкова.
Высокой нравственности и крепкого душевного здоровья автора, конечно, для приличной беллетристики мало. Однако я утверждаю: хорошему мужику Гоблину удалась замечательная книга!
Его "Разговоры" имеют качество подлинной литературы - способность вовлекать читателя в процесс создания текста.
"Мужские разговоры" напрямую обращаются к личному опыту реципиента, получателя скудных порций житейской мудрости. Не извне передаёт Гоблин опыт собеседнику, нет, он заставляет своего визави черпать забытые истины в своём прошлом. Не только героическом - прочтение "разговоров" заставляет вспомнить и то постыдное, что хотелось бы забыть навсегда. В общем, серьёзный текст, держит в тонусе.
Мальчику трусливому, конечно, лучше не браться за эту книгу, настраивающую читателя на предельную откровенность с собой. Робкому "беседы" Гоблина не понравятся. Несмелый скажет, что эти "разговоры" не про него. Что он другой, подразумевая: лучший.
Пусть. Пусть так. Мне ближе - худшие, но честные. Разница между хорошим и плохим для меня невелика. Я ненавижу человечество в целом.
Но мне интересен конкретный человек. Я каждого готов рассмотреть в его индивидуальной гнусности. Меня захватывает многообразие персональных искажений Образа Божия, и я согласен признать в избранных из них эстетическую ценность.
Но Гоблин обращается исключительно ко мне, поэтому я готов начать с насилия над собой. С разбора того, насколько я лично гнусен по шкале традиционных мужских добродетелей.
Дмитрий Юрьевич Пучков конституирует правильный мир, мир, в котором мне посчастливилось жить когда-то, мир, в котором, я надеюсь, выросли мои парни. Это мир сыновей и отцов. Главным несчастьем, причиной умственного и нравственного увечья человека Гоблин считает духовную и реальную безотцовщину.
Можно ненавидеть армию. Можно не любить "сержантские" манеры Гоблина, но по мне, именно в своей "казарменной" части Дмитрий Юрьевич приближается к лучшим строкам Редьярда Киплинга. Который вовсе не писал "сказку" под названием "Маугли", но создавал суровые "Книги джунглей".
Вдумайтесь! И вы согласитесь со мною в том, что "Мужские разговоры за жизнь" вполне могут дополнить английского классика.