Литературная Газета 6236 (№ 32 2009) - [2]

В минувшие выходные в России впервые прошла акция "Донорская суббота". Организована она в рамках программы развития Службы крови, реализуемой Министерством здравоохранения и социального развития. Технология сдачи крови проста. Человеку без хронических заболеваний достаточно накануне не есть жирного, не курить в день процедуры и забыть про вредные привычки. Наш снимок сделан на Московской городской станции переливания крови.

Во время визита в Крым Патриарх Московский и всея Руси Кирилл прибыл в Симферополь и посетил Свято-Троицкий женский монастырь.

Скоростной экспресс "Сапсан" совершил первую поездку из Москвы в Санкт-Петербург. В субботу на станции Любань состоялась своеобразная церемония - передача эстафеты ветерана ЭР-200 экспрессу нового поколения "Сапсан", который в декабре 2009 года начнёт регулярные рейсы. На отдельных участках пути "Сапсан" развивает скорость 250 км/час, а время в пути составит 3 часа 45 минут.

От ненависти до любви

ОЧЕВИДЕЦ

Анатолий МАКАРОВ

"У поэтов есть такой обычай - В круг сойдясь, оплёвывать друг друга". Это горькое свидетельство я знал задолго до того, как вступил в некоторое соприкосновение с литературной средой. Когда же, по праву или нет, к счастью или несчастью, сам сделался её частицей, непреложность этого наблюдения сделалась для меня привычной, словно беспощадный российский климат. Удивляться ничему не приходится.

И всё-таки время от времени привычное равнодушие к мнению коллег друг о друге даёт сбой и обида, жуткая до душевной боли, перехватывает горло. Если вы помните, в детстве данное чувство всегда было реакцией на несправедливость. Потому и теперь оно отзывается в груди почти с детской непосредственностью.

Некий скандальный автор, возросший в спёртой полутьме литературного андеграунда, известный опусами на тему собственных гениталий (именно так, без малейшего преувеличения!) рассуждает на страницах авангардного критического издания о превратностях своей писательской участи. Как вы понимаете, они становятся особенно рельефны на фоне чьей-нибудь не то чтобы лёгкой, но убедительно бесспорной славы. Вот эту-то с трудом переносимую славу для самоутверждения и самоуважения и полагается оспорить и обхамить. Выражаясь конкретнее сами знаете что. Певец физиологических отправлений (опять же без всяких преувеличений) выбирает для этой цели Юрия Трифонова.

Заметьте, не какого-нибудь легкокрылого модника, не подручного партии, не столпа былого официоза. Нет, в том-то и дело, что писателя истинного, глубокого, честного, сумевшего найти для надорвавшейся души советского интеллигента точные и безжалостные слова. Вот его-то, сами знаете что, особенно приятно. Без малейшей попытки обосновать свою неприязнь, доказать свою заносчивую требовательность, просто и пренебрежительно: "серенький писатель".

Это кто же у нас столь высокомерен в оценках, столь непримирим в своих эстетических воззрениях? Какой такой утончённый стилист, мученик художественного совершенства, непримиримый колебатель мировых струн? Новый Марсель Пруст, Иван Бунин, пусть даже Генри Миллер? Нет, заурядный книжный пакостник, подпольный человек, почему-то возомнивший, что его по-школьному порочные экзерсисы призваны заменить в отечественной словесности все муки, все терзания, все злободневные и вечные вопросы.

Допускаю, что слегка переусердствовал в описании своей обиды. На самом деле природа писательской нетерпимости друг к другу мне более или менее понятна. Основание - даже не идейное противостояние, как может показаться. Чаще всего причина кроется в зависти, однакоз не вульгарной, не заурядной, а скорее, как бы метафизической, органически сопутствующей любому творчеству, а уж литературному в особенности. Тем не менее формы она принимает именно что вульгарные и оскорбительные, причиняя несомненный урон и тому, кого обхамили, и тому, кто позволил себе хамство, и литературному делу в целом.

Можно, конечно, успокоиться соображением, что так оно было всегда. Что злоязычие, выражаясь гоголевскими словами, натурально неотрывно от писательского звания. Об одном из самых злобных критиков, о Буренине, незабвенный Влас Дорошевич сочинил фельетон, сравнив газетного зоила с сахалинским палачом. И всё же речь шла о критике. Так или иначе пытавшейся и ныне пытающейся объяснить свою крайнюю нелюбовь какими-никакими профессиональными резонами. Я же имею сейчас в виду близкую к ненависти вражду, вот уже двадцать с лишним лет разъедающую профессиональную литературную среду.

Нет сомнений: любить или ненавидеть вы можете кого угодно, но, будучи, как говорится, мастером слова, должны знать или понимать настоящую цену как самому своему обожаемому, так и самому ненавистному сочинителю. С обожанием всё относительно ясно, оно подчас проходит по линии дружеской слабости, простительной любому читателю, даже из сугубо авторского круга, но вот отрицать чьё-либо творчество на основании личной человеческой или корпоративной неприязни - дело крайне неблагородное.

Я всё же предпочитаю корпоративную солидарность. Не ту, которая настаивает на некоей нашей исключительности, но ту, какая подразумевает, что коллеги должны как минимум друг друга уважать. Хотя бы из почтения к тому делу, которое каждый из них провозглашает или почитает про себя святым и на земле самым главным.