Литературная Газета 6229 (№ 25 2009) - [13]

Беседу вёл Александр КОНДРАШОВ

2009-06-24 / Юрий ЖУКОВ, Зураб ЧАВЧАВАДЗЕ, Александр КОНДРАШОВ

Блюсти равновесие

РЕЗОНАНС

Александр МЕЛИХОВ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Подняты важные проблемы: нет чёткой разграничительной линии между конституционными принципами "светского" государства и "свободой совести" верующих граждан, а главное, не обеспечено право атеистов "на материалистическое мировоззрение и на научный поиск".

Хотя без материалистического мировоззрения нет и не может быть никакой науки "как предельно точного знания о действительности". Тогда как лишь такое знание обеспечивает научно-технический прогресс и помогает создавать "более безопасные и более комфортабельные условия существования людей".

Здесь тоже есть неточность: научно-технический прогресс создаёт возможности для более безопасного физического существования людей. Но он же создаёт и самые страшные возможности для самоистребления - равно как и массовый спрос на антидепрессанты, которые не так уж редко используются для вечного успокоения. Девятнадцатый век - век сказочных успехов науки - был также и веком стремительного роста самоубийств (во Франции их количество удваивалось каждые двадцать лет). Ибо даже при самом роскошном росте безопасности и комфортабельности в самом главном жизнь остаётся смертельно опасной - она заканчивается смертью, как правило, мучительной, так скоро, что любой комфорт оказывается отравленным этим экзистенциальным ужасом.

Тем более что, какими бы семимильными шагами ни нарастал комфорт, наши потребности, наша изнеженность всё равно будут бежать впереди шагами десятимильными. Поэтому психологическая потребность в утешении, в забвении собственной хрупкости и мимолётности всегда останется неизмеримо более важной, чем все аэропланы и мобильные телефоны, без которых вполне можно обойтись. Но наука, подарив человеку европейской цивилизации сытость и относительное долголетие (всё равно микроскопическое в сравнении с вечностью), отняла у него веру в собственную значимость для каких-то высших сил, веру в какую-то высшую справедливость, в некое посмертное воздаяние

Впрочем, кое-что человек ухитрился-таки придержать. Не вступая с наукой в прямой конфликт, но, напротив, стараясь, подобно ласковому теляти, сосать всех маток разом: сдать ткань на гистологический анализ, потом поставить в церкви свечку, а для надёжности заглянуть ещё и к знахарке - кашу маслом не испортишь.

А тем несчастным, кто не способен следовать сразу всем отрицающим друг друга метафизическим системам, на помощь придёт софистика, как мы обычно называем не устраивающую нас чужую логику. Хотя и у самых умных, и у самых глупых логика есть служанка утешительной мечты. А потому ей под силу и обосновать совместимость религии даже с самой наинаучнейшей из наук, что бы по этому поводу ни думали десять или даже тысяча академиков.

В пользу науки говорит лишь сама наука - в пользу подсудимого свидетельствует лишь сам подсудимый. Правда, он ещё и предъявляет массу полезных (и такую же массу опасных) приспособлений, но чего стоит правота, подкреплённая взяткой? Если истинность измерять способностью делать людей счастливыми, религии могут предъявить суду дары неизмеримо более драгоценные - надежду на бессмертие, на посмертное воздаяние Да и чего стоит одна лишь уверенность, что ты живёшь правильно?..

В конце 80-х, когда интеллектуалов изумляла склонность "традиционного человека" цепляться за совершенно не касающиеся его собственной жизни иллюзии ("если Ленин не делился последней коркой с беспризорными детьми, я не знаю, зачем жить"), мне пришлось много заниматься как теоретической, так и практической суицидологией. И оказалось, что за брежневское идиллическое двадцатилетие число самоубийств в Советском Союзе удвоилось. Зато в первые годы горбачёвских надежд - вместе с падением безопасности и комфорта - оно упало почти на треть. И только с падением новой веры снова поползло вверх - тогда как войны, почти полностью отнимающие комфорт и безопасность, но дающие уверенность в оправданности страданий, обычно резко снижают число самоуничтожений.

Думаю, что ценность всякой метафизической системы, как теистической, так и атеистической, именно в том, чтобы освободить человека от груза сомнений: утратив монополию, она становится почти бесполезной. А потому, если человек хочет сохранить свою уверенность в неприкосновенности, ему лучше всего не обсуждать её с теми, кто эту веру не разделяет.

Иначе не избежать мучительных сомнений и тайной ненависти к тем, кто эти сомнения несёт, ибо важнейшая функция нашей психики - самооборона (и пламенно верующие обычно пребывают либо в повышенной изоляции, либо в повышенной конфликтности с социальной средой).

Я подозреваю, что наилучшая политика метафизического примирения - апартеид, раздельное проживание. И светский свой характер государство должно проявлять именно в том, чтобы по возможности расселять метафизические коммуналки - уменьшать количество сфер, где бы инаковерующие приходили в столкновение друг с другом. Давая по носу экстремистам всех лагерей, пытающимся нарушить сложившееся равновесие в свою пользу.