Литература. XXI век. К вопросу о стандарте среднего общего образования по литературе - [44]

Шрифт
Интервал

Далее наивный «ботаник», он же человек логический, спотыкается на параллели: зло, с которым борется Гамлет, и фарисейство, против которого выступает лирический герой. Учитель опять вынужден пояснять. Ботаник смущен, смиряется, но с долей раздражения. Наконец, он добрался до последней строчки «жизнь прожить – не поле перейти» и не понимает, что в устах поэта эта сентенция – пошлость. А может быть, вспоминает рассказ своей старой бабушки о длинной жизни, о том, как она теряла иллюзии и задор молодости, и тяжело вздохнув, закончила: «Да, внучок, жизнь прожить не поле перейти». В «Гамлете» нет того, что красит стихотворение – заключительного аккорда, есть банальная сентенция. Дурной вкус.

Повторю слова критиков о поэзии Пастернака: сумбурный поэт, но иногда встречаются «золотые строчки». Согласен. Стоит ли изучать его поэзию ради редких золотых строчек? Стоит ли изучать, когда программа сверх меры раздута? Стоит ли изучать, когда есть поэзия блестящих современников: Иванова, Ахматовой, Мандельштама, Есенина, Маяковского, Цветаевой, Твардовского, читая которую, не надо спотыкаться и ловить за хвост ускользающую мысль?


Подведем итоги. Предлагаю поэзию Пастернака исключить из программы.

А. Т. Твардовский

Ни в прозе, ни в поэзии многих десятилетий я не знаю более русского языка, чем язык Твардовского. Мне скажут: Есенин! Я скажу: это так, но язык Есенина – это песенный язык, во всяком случае напевный… Б. Пастернак – это высокой изысканности язык русской интеллигенции, настолько высокой, что ее сразу и не заметишь… Р-революционный Маяковский – это, как и всякая революционная акция, антипод истории и традиции, всей вековой гаммы звуков и поэтических понятий… П. Васильев – это фольклор, это столько же сам язык, сколько необузданная стихия языка;…его язык – русский, без каких-либо прилагательных… не скоро дойдет лингвистика до определений такого рода, не скоро и читатель объяснит свое чувство, которое этот язык в нем вызывает. Что-то слышится родное…

С. Залыгин

Это фрагмент из статьи Залыгина «О Твардовском».[20] Если учителю не довелось прочитать эту статью – советую. Она интересна, как с личностной стороны, так и с литературной. В конце ее описан небольшой, но значимый эпизод, характеризующий отношение Солженицына к Твардовскому, который понимал большое значение поэта и редактора лучшего в СССР журнала «Новый мир».

На похоронах Твардовского, «когда гроб должны были опустить в могилу, вдруг возник над ним Солженицын и перекрестил покойника». Это был мужественный поступок. Это был вызов властям. Оценить его в полной мере может только современник. Власти приказали не пускать Солженицына на кладбище, боялись крамольных речей. Но он пришел и прошел непонятным образом сквозь охрану, чтобы отдать последний долг.

Я беру в руки любимую книжку – «Стихотворения. Поэмы. А. Т. Твардовский» – и открываю наугад. Читаем вместе:

Спасибо за утро такое,
За чудные эти часы
Лесного – не сна, а покоя,
Безмолвной морозной красы.
Когда под изгибом тропинки
С разлатых недвижных ветвей
Снежинки, одной порошинки,
Стряхнуть опасается ель.
За тихое, легкое счастье —
Не знаю, чему иль кому —
Спасибо, но, может, отчасти
Сегодня – себе самому.

Спасибо автору!

Пропагандировать такие стихи излишне. Здесь работает архетип учителя и его высокий вкус. Он наверняка передаст свою любовь к поэту ученикам. Добавлю лишь, что есть немного произведений, точно отражающих русский характер, русское «нутро». Это, на мой взгляд, «Песня про… купца Калашникова», «Кому на Руси жить хорошо» и, конечно, – «Василий Теркин».


Подведем итоги. В программу включаются стихотворения, указанные в Таблице, или же учитель составит другую выборку и сделает это лучше меня.

Ю. И. Визбор

Моя надежда на того, кто не присвоил ничего,
Свое святое естество сберег в дворцах или в бараках.

Во второй половине XX в. в России возникло новое явление – барды. Среди большого числа поющих поэтов, которые отразили дух времени и повлияли на ход истории, выделяются три вершины: Ю. Визбор, В. Высоцкий, Б. Окуджава.

Необходимость изучения творчества бардов, в части содержания их песен очевидна. Они цельны и узнаваемы, а популярность распространяется на все возрасты и все социальные группы. Молодежь слушает сначала Визбора, потом Высоцкого, потом Окуджаву. Наиболее продвинутые теперь любят Щербакова.

Песни Визбора отразили дух 1955–1975 гг. Это был единственный период в истории России, когда счастье было не единичным явлением. Поясняю свою мысль. Страна продолжала жить торжеством Победы, пафосом строек и учебы. Радость возврата к мирной жизни была столь велика, что люди и, особенно молодежь, не замечали ГУЛАГА, не думали о цене Победы. Диссидентами были единицы. Население жило трудно, бедно, часто в коммуналках и бараках. Но «весело-вольготно» в СССР было студентам и молодым специалистам. Их бедность была особая бедность. Они жили в общежитиях и питались в рабочих столовых. Все были равны и объединялись в романтические братства. Человек человеку был другом – коммунистический образ жизни, но без Маркса. Летом они «убегали» из городов в походы, в Альп-лагеря, на турбазы. Проблемы денег не существовало. За все платил профсоюз, точнее говоря – государство, а еще точнее – беспаспортное крестьянство (в основном женщины, мужчин выбила война). Но Визбор и Высоцкий о них не пели. Сытый голодного не разумеет. В зимние каникулы уезжали в горы, в Домбай и на Чегет кататься на лыжах. Вся собственность – штормовка, рюкзак с сухарями и «тушенкой», ледоруб, гитара, горные лыжи. А если сплав по горной реке, то на самодельном плоту из бревен.


Рекомендуем почитать
АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.


Дядя Джо. Роман с Бродским

«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.


Том 5. Литература XVIII в.

История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.


Введение в фантастическую литературу

Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».


Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидению 1987 г.

Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.


Время изоляции, 1951–2000 гг.

Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».