Литература: путь к Золотому веку - [8]
Романтики продолжают разрабатывать уже утвердившиеся в сентиментализме лирические жанры, позволяющие изобразить жизнь души: элегию и послание. Но этого было явно недостаточно. Круг их интересов расширяется, захватывая другие жанры. На месте сентиментальной повести появляются романтическая поэма и роман в нескольких жанровых разновидностях (психологический, исторический). Классическая трагедия, изображавшая, как правило, конфликт чувства и долга, общественные страсти, превращается в романтическую трагедию, изображающую внутренние противоречия личности: любовь, предательство, разочарование.
Герой романтизма предстает противоречивой, мятежной личностью, близким автору по характеру, отношению к миру, его alter ego (“вторым Я”). Обычным для него становится неприятие не просто быта, но и мира вообще, стремление куда-то вдаль. Поэтому в романтических поэмах и романах обычным становится мотив бегства и описание необычных, экзотических хронотопов. (Так, Меккой, священным местом многих русских романтиков, становится юг, далекие Кавказ и Крым.)
В своем свободном исследовании романтики испытывают и нравственные границы между добром и злом, изображая героев, преступающих привычные нормы: бродяг, разбойников, преступников.
В круг русских романтиков входят очень разные художники: эпикуреец и воин К. Н. Батюшков, поэт-философ Е. А. Баратынский, декабристы поэт К. Ф. Рылеев и прозаик А. А. Бестужев-Марлинский. Но главными фигурами русского романтизма оказываются писатели, для которых этот метод оказывается лишь ранним этапом в их литературном развитии: Пушкин, Гоголь, Лермонтов.
Вершинами русского романтизма являются лирика Пушкина и так называемые “южные поэмы” первой половины 1820-х годов (“Кавказский пленник”, “Бахчисарайский фонтан”, “Цыганы”), ранняя лирика Лермонтова и его поэмы “Мцыри” и “Демон”, гоголевские повести: сборник “Вечера на хуторе близ Диканьки”, повесть “Вий” из сборника “Миргород”.
Романтизм оказался полосой, полем, через которое прошла практически вся русская литература первой четверти ХIХ века, чтобы двинуться дальше, к изображению и осмыслению не только дальнего, но и близкого мира за окном: деревенского поместья (“Старосветские помещики”), столичной квартиры в центре (“Невский проспект”), домика на окраине (“Домик в Коломне”) или того же Кавказа, изображенного с иной, совсем неэкзотической точки зрения (“Герой нашего времени”).
Русский реализм возникает в середине 1820-х годов, когда почти одновременно появляются “Горе от ума” А. С. Грибоедова, “Борис Годунов” А. С. Пушкина. Примечательно, что Пушкин называет метод “Бориса Годунова” истинным романтизмом. Зарождающийся реализм не отрицает романтизм, не борется с ним, как бурные романтики боролись с классиками, а продолжает его, вбирает в себя, использует важнейшие его достижения: психологизм, жанровую и словесную свободу. “Он ‹реализм› взял человека романтизма со всей сложностью его психики и поместил его вместе с его душой и всем миром ее — в объективный мир, — и объективный мир оказался основой и человека романтизма, и его души, и того, как в ней отразился весь мир. Он объяснил даже самого романтика историей и обществом ‹…› Люди-индивидуальности стали людьми-типами” (Г. А. Гуковский. “Пушкин и русские романтики”).
Изобразить мир и понять, объяснить его — вот две главные задачи первого поколения русских реалистов, великого треугольника (Пушкин — Лермонтов — Гоголь), а также Грибоедова с его единственным произведением. Они решают эти задачи в созданных почти одновременно уникальных, штучных произведениях: почти классицистической по структуре комедией, приобретающей трагические черты (“Горе от ума”), исторической драмой-трагедией (“Борис Годунов”), романом в стихах (“Евгений Онегин”), поэмой в прозе (“Мертвые души”), романом в новеллах (“Герой нашего времени”), поэмой-петербургской повестью (“Медный всадник”).
Пафосом очень краткой эпохи, первого периода русского реализма (от “Горя от ума” и “Бориса Годунова” до “Мертвых душ”), становится универсальный, всеобъемлющий гуманизм, интерес к конкретной человеческой судьбе, будь это император, казак-бунтарь, разочарованный дворянин, помещик или крепостной крестьянин, крупный или мелкий чиновник, простой офицер, преуспевающий художник или художник-неудачник, светская дама, девушка-горянка… Созданные писателями-реалистами характеры выстраиваются в длинный ряд, превращаются в типы и сверхтипы.
Этот новый взгляд на человека хорошо объяснил поэт и критик уже следующего XX века. “Россия XVIII века, особенно Россия екатерининская, победная и торжествующая, создала такую же победную и торжествующую поэзию. Русские люди екатерининского века были прежде всего созидателями. ‹…› Творцы государства и его силы — как должны были они преклоняться перед Творцом всего мира! И от „Размышлений” Ломоносова до державинской оды „Бог” непрестанно звучали в русской поэзии гимны щедрому и всемогущему Зиждителю.
Но волна напряженной деятельности постепенно спадала. Создатели России один за другим сходили со сцены: их роль была сыграна. Ими созданная, цветущая Россия от восхвалений Творца переходила к восхвалению творений. Здесь и заключена основная, первоначальная разница между Державиным и Пушкиным, который застал Россию уже созданную. Первый воспел Творца, второй — тварь; Державин — господина, Пушкин — раба; Державин — Фелицу-Екатерину, Пушкин — декабристов и горестную судьбу „бедного Евгения”” (В. Ф. Ходасевич. “Фрагменты о Лермонтове”, 1914).
