Литература Древней Руси - [4]

Но вернемся к системе литературных жанров. Она не была специфической для одной только древнерусской литературы. Если мы обратимся к византийской литературе IX-X вв., то там встретим почти те же самые жанры и в тех же самых пропорциях, что и в литературе Древней Руси. Светские жанры — любовный роман и лирическая поэзия — получат в византийской литературе распространение несколько позднее, в XI-XII вв., и нас должно удивить скорее не то, что при строгой и вынужденной избирательности, к которой принуждали русских книжников условия первых веков развития литературы, эти произведения не попали на Русь, а то, что среди переводов старшей поры мы встретим перевод эпической поэмы (или сказания) о Дигенисе Акрите — сугубо светской, романтическо-героической, с любовными коллизиями как одним из важнейших компонентов сюжета.

Говоря о системе жанров древнерусской литературы, необходимо отметить еще одно важнейшее обстоятельство: эта литература долгое время, вплоть до XVII в., не допускала литературного вымысла. Древнерусские авторы писали и читали только о том, что было в действительности: об истории мира, стран, народов, о полководцах и царях древности, о святых подвижниках. Даже передавая откровенные чудеса, они верили в то, что это могло быть, что существовали фантастические существа, населяющие неведомые земли, по которым прошел со своими войсками Александр Македонский, что в мраке пещер и келий бесы являлись святым отшельникам, то искушая их в образе блудниц, то устрашая в облике зверей и чудовищ. Рассказывая об исторических событиях, древнерусские авторы могли сообщить разные, порой взаимоисключающие версии: иные говорят так, скажет летописецили хронист, а иные — иначе. Но это в их глазах было всего лишь неосведомленностью информаторов, так сказать, заблуждением от незнания, однако мысль, что та или иная версия могла быть просто придумана, сочинена, и тем более сочинена с чисто литературными целями, — такая мысль писателям старшей поры, видимо, казалась неправдоподобной. Это непризнание литературного вымысла также в свою очередь определяло систему жанров, круг предметов и тем, которым могло быть посвящено произведение литературы. Вымышленный герой придет в русскую литературу сравнительно поздно — не ранее XV в., хотя и в то время он долго еще будет маскироваться под героя далекой страны или давнего времени.

Откровенный вымысел допускался лишь в одном жанре — жанре аполога, или притчи. Это был рассказ-миниатюра, каждый из персонажей которого и весь сюжет существовали лишь для того, чтобы наглядно проиллюстрировать какую-либо идею. Это был рассказ-аллегория, и в этом заключался его смысл.

В древнерусской литературе, не знавшей вымысла, историчной в большом или малом, сам мир представал как нечто вечное, универсальное, где и события и поступки людей обусловлены самой системой мироздания, где вечно ведут борьбу силы добра и зла, мир, история которого хорошо известна (ведь для каждого события, упоминаемого в летописи, указывалась точная дата — время, прошедшее от «сотворения мира»!) и даже будущее предначертано: широко распространены были пророчества о конце мира, «втором пришествии» Христа и Страшном суде, ожидающем всех людей земли.

Эта общая мировоззренческая установка не могла не сказаться в стремлении подчинить само изображение мира определенным принципам и правилам, раз и навсегда определить, что и как следует изображать. Древнерусская литература, как и другие христианские средневековые литературы, подчинена особой литературно-эстетической регламентации — так называемому литературному этикету. Понятие о литературном этикете Древней Руси разработано в исследованиях Д. С. Лихачева. Он отмечает, в частности, что литературный этикет «слагается: 1) из представлений о том, как должен был совершаться тот или иной ход событий; 2) из представлений о том, как должно было вести себя действующее лицо сообразно своему положению; 3) из представлений о том, какими словами должен описывать писатель совершающееся. Перед нами, следовательно, этикет миропорядка, этикет поведения и этикет словесный.[6]

Наглядно проиллюстрировать осуществление этих принципов литературного этикета поможет нам следующий пример. В житии святого, согласно требованиям этикета, должно было рассказываться о детстве будущего святого, о благочестивых его родителях, о том, как он с младенчества тянулся к церкви, чуждался игр со сверстниками и т. д. Этот сюжетный компонент обязательно присутствовал в житии, при этом он выражался в разных житиях одними и теми же словами: таким образом, существовал не только этикет ситуации (о чем писать), но и этикет выражения (как именно описывать этикетную ситуацию). Вот начальные фразы нескольких житий, принадлежащих разным авторам и написанных в разное время. Феодосий Печерский «душею влеком на любовь божию, и хожаше по вся дьни в цьркъвь божию, послушая божествьных книг с всемь въниманиемь, еще же и к детьмь играющим не приближашеся, якоже обычай есть уным, н(о) и гнушашеся играм их... К сим же и датися на учение божествьнных книг... И въскоре извыче вся граматикия». Нифонт Новгородский «вдан бывает родительми своими учитися божественным книгам. И абие вскоре никако извыкшу книжное учение, и нимало исхожаше с сверстники своими на игры детьския, но паче прилежаше к церкви божий и въсласть почиташе божественная писания». Варлаам Хутынский «по времяни же вдан бысть учити божественым книгам, темже вскоре некосно (быстро) извыче божественая писания... не убо уклоняющеся на некия игры или позоры (зрелища), но паче на прочитание божественных писаний».