Литература Древней Руси - [22]

В этом эпизоде все художественно убедительно: и живость диалога, и эффект чуда, усиленный именно благодаря умело найденным деталям: пекарь помнит, что отрубей осталось три или четыре пригоршни, — это конкретно зримый образ и столь же зримый образ наполненного мукой сусека: ее так много, что она даже пересыпается через стенку на землю.

Очень живописен следующий эпизод. Феодосии задержался по каким-то делам у князя и должен вернуться в монастырь. Князь приказывает, чтобы Феодосия подвез в телеге некий отрок. Тот же, увидев монаха в «убогой одежде» (Феодосии, и будучи игуменом, одевался настолько скромно, что не знавшие его принимали за монастырского повара), дерзко обращается к нему: «Чьрноризьче! Се бо ты по вься дьни пороздьнъ еси, аз же трудьн сый (вот ты все дни бездельничаешь, а я тружусь). Не могу на кони ехати. Но сице сътвориве (сделаем так): да аз ти лягу на возе, ты же могый на кони ехати». Феодосии соглашается. Но по мере приближения к монастырю все чаще встречаются люди, знающие Феодосия. Они почтительно кланяются ему, и отрок понемногу начинает тревожиться: кто же этот всем известный монах, хотя и в убогой одежде? Он совсем приходит в ужас, когда видит, с каким почетом встречает Феодосия монастырская братия. Однако игумен не упрекает возницу и даже велит его накормить и заплатить ему.

Не будем гадать, был ли такой случай с самим Феодосием. Несомненно другое — Нестор мог и умел описывать подобные коллизии, это был писатель большого таланта, и та условность, с которой мы встречаемся в произведениях древнерусской литературы, не является следствием неумения или особого средневекового мышления. Когда речь идет о самом понимании явлений действительности, то следует говорить лишь об особом художественном мышлении, то есть о представлениях, как следует изображать эту действительность в памятниках определенных литературных жанров.

В течение последующих веков будут написаны многие десятки различных житий — велеречивых и простых, примитивных и формальных или, напротив, жизненных и искренних. О некоторых из них нам придется говорить в дальнейшем. Нестор же был одним из первых русских агиографов, и традиции его творчества найдут продолжение и развитие в сочинениях его последователей.

«Слово о полку Игореве». «Слово о полку Игореве» — самое значительное произведение литературы Киевской Руси. И в то же время это памятник исключительно сложной судьбы. Единственный дошедший до нового времени список «Слови» погиб в 1812 г., и это обстоятельство привело к тому, что не раз возникали сомнения в древности «Слова» или даже утверждения, что этот памятник всего лишь гениальная имитация под старину, произведение XVIII в., автором которого является или еще не открытый нами гений, или, напротив, известное лицо, например Иоиль Быковский, архимандрит Спасо-Ярославского монастыря.

«Слово», казалось бы, досконально изучено, ему посвящены сотни статей и исследований, однако ученые продолжают ставить новые вопросы, еще подлежащие разработке и требующие дополнительных разысканий.

С одной стороны, специалисты-филологи, отечественные и зарубежные, поэты- переводчики «Слова» и просто любители памятника не перестают восхищаться его художественным совершенством, а с другой — постоянно звучат сетования на «испорченность» текста «Слова», не иссякает поток предлагаемых поправок, дополнений или перестановок в его тексте.

Литература о «Слове о полку Игореве» огромна. В последние годы вышли две книги Д. С. Лихачева, в которых анализируется идейное содержание памятника, система его образов, особенности его поэтики.[38] На фоне культуры XII в. рассматривает «Слово» в своей книге Е. Осетров.[39] Выход этих книг, рассчитанных не только на специалистов, но и на широкого читателя, делает излишним возвращение ко всем разнообразным проблемам изучения «Слова» в данной работе. Мы ограничимся поэтому лишь некоторыми вопросами. Во-первых, представляется целесообразным вновь подытожить ту обширную аргументацию, которая позволяет нам сейчас с непоколебимой уверенностью говорить о «Слове» как о памятнике древнерусской литературы XII в. Доказательства. подлинности и древности «Слова» — это одновременно чрезвычайно благодарный материал, на котором можно познакомить читателя с приемами филологических исследований древнерусских текстов. Во-вторых, коснемся трех вопросов, которые продолжают интенсивно изучаться именно в последние годы: о жанре «Слова», о времени его создания, об авторе «Слова». Все эти проблемы оказываются самым теснейшим образом связанными с вопросом об идейном содержании «Слова», ибо оно приобретает новые, дополнительные черты в зависимости от того, когда и для чего был написан этот памятник.

Проблема датировки «Слова» и его подлинности. Неверно думать, что можно глубоко понять смысл и художественные особенности древнерусского памятника, изучая его сам по себе, имея под рукой лишь словарь древнерусского языка и курс исторической грамматики. В действительности же понять древнерусский памятник можно, только обладая глубокими (а не элементарными) знаниями истории языка, палеографии, истории той эпохи, когда памятник был создан, и той, о которой он повествует, широкой начитанностью в древнерусской литературе, знаниями законов и приемов древнерусской поэтики, сведениями о методах работы древнерусских книжников. Помимо всего этого, необходимо владеть методикой научного исследования.