Лита - [57]

Вика встала.

— Мамуля, мы пойдем с Алешей погуляем, если ты не против.

— Смотрите, Алеша, она с вами начала любить снег и зиму! Вы уникальный человек, ценитель вишневого варенья…

Вика загадочно улыбнулась и вышла.

— А варенье с чаем — когда возвратитесь? — задала она вопрос скорее сама себе. — Я подожду.

Вика вернулась в красивом лыжном костюме.

— Я не знал, что вы еще и лыжница!

— Она не катается на лыжах, это из загранки прислали, — сказала актриса.

— Мы будем играть в снежки, — сказала Вика, — и в нем тепло.

— Смотри, чтобы тебе не натерли лицо, у тебя завтра съемки, — сказала мамуля. — Кто-то должен в семье зарабатывать деньги!..

Мы выходим в замкнутый двор их дома. Знаменитого дома, потому что здесь живет ее мама. Мягкие снежинки пляшут какой-то полонез и падают с неба.

— Сегодня католическое Рождество, — говорит Вика.

— Что это значит?

— Самый большой праздник в Северной Америке, — продолжает она, и мне кажется, что в ее голосе я слышу грусть.

— Вы действительно хотите играть в снежки?

— Я шутила с мамулей, она всегда волнуется о моем лице.

Вика стоит возле большого дерева в летней кожаной куртке, подбитой белым мехом. Ноги вместе, сапожки носок к носку.

— А где ваш папа? Он дома не бывает?

— Мой папа — канадец. Его здесь нет. Мама замужем за другим человеком, он писатель и сценарист.

— Значит, вы канадка?

— Нет, я русская. Это долгая история…

— Простите. Я не хотел лезть вам в душу.

— Вы чересчур скромны. Это редкость.

Слышал бы это мой папа!

— Почему вы боитесь ко мне приблизиться, я не кусаюсь?

Я сделал шаг навстречу, оставался последний шаг. Один…

— А еще шаг?

Я сделал и его.

Я стоял совершенно рядом с Викой. Ее дыхание касалось моих губ. Она сдерживала дыхание, стараясь не дышать. Наши глаза изучали друг друга. У нее были ослепительные белые зубы. «Как у американских киноактрис», — подумал я.

От фонаря долетал снежный свет. Зимний свет. Кругом было бело. Только ее темная летная куртка.

— Вас всегда обо всем надо просить? Вы такой недогадливый.

— О чем? — просил я, догадываясь. Хотя зачем…

— Подумайте. Мы же на свидании… Вы кавалер.

Она замерла.

Я еще походил в уме вокруг нейтральной полосы. (Потом переступил черту.) И, наклонившись, поцеловал ее в ожидающие холодные губы. Которые сразу согрелись. Она оторвалась и коснулась языком моей шеи.

— У тебя, вас… такая горячая шея, — и приникла к ней губами. Ей всегда будет нравиться моя шея. Она не возбуждала меня. Я не мог ничего с собой поделать. Я обнял ее за талию, за куртку. И мы стояли так, прижавшись, пока не стали замерзать руки и ноги.

— Я замерзла, пойдемте пить чай, — сказала Виктория. И мы пошли.

Я попросил вежливо самую большую чашку. И мне придвинули — незаметно — целую вазу с вареньем. Я оценил жест и улыбнулся. Такту.

Отпустили меня из гостеприимного дома в час ночи. Был час ночи.

В воскресенье с утра позвонил Марек и сказал, что всё есть. Несколько позже позвонил «клиент» и сказал, что хочет взять сто пятьдесят пар в Ростов. Мне оставалось только погрузить два чемодана в машину в одном месте и отвезти в другое. Что я и сделал. У меня оказалась куча денег. После двадцатиминутной поездки.

Я начал развлекать Вику. Девушки любят, когда их развлекают. Теперь мы встречались каждый день. Ходили в рестораны, театры, кино, кафе. Во многих ресторанах Вику узнавали, нам давали лучшие столы. В питейных заведениях — лучшие вина. Ею восхищались (она, кажется, была единственная молодая актриса со стройной фигурой и длинными ногами на экране), у нее просили автографы. Я отходил в сторону, она обижалась… Мне нравилось, что она никак не реагировала на это признание, славу. Ей нравилось, что мне вообще это безразлично. До лампочки. В моей голове бушевали другие проблемы. Она пила со мной наравне, ее восхищал мой вкус в выборе вин: рислинги венгерские сочетались с итальянскими ликерами, грузинские марочные вина с испанскими, французские с… Единственно, чего она не пила, — это коньяк. Я его тоже терпеть не мог. И, раз попробовав в юности, больше никогда не прикасался. К еде она была спокойна и только под моим нажимом ела. Как правило, закуски. Горячее просила ей не заказывать.

— Мамуля дома закармливает, нужна передышка.

Зато шоколад она любила любой. И все наши обеды и ужины кончались одинаково: шампанским с шоколадом. Тогда еще отечественное полусладкое (полусухое) заледеневшее — можно было пить.

Сейчас это — вы сами знаете… Да?

Она никогда не спрашивала, откуда у меня деньги. Лишь иногда, пытаясь угостить меня и не получив разрешения, не настаивала.

Но чаще всего мы проводили время — вечера — у нее дома. С ее мамой. Мне нравилась ее мама. И к каждому приходу, к каждому застолью, готовились разные, необыкновенной вкусноты блюда. Рыба в кляре, рыба, запеченная в майонезе с картошкой, гусиное жаркое с черносливом, запеченная утка с хрустящей кожурой, телятина в винном соусе, пироги с невероятными начинками, цыплята-табака с итальянской помидорной пастой, знаменитые чебуреки и многое другое.

Я теперь понимал, почему Вика никогда не хотела горячее в ресторане.

От книг до кино — мы говорили с известной актрисой обо всем. Часто забывая про Викторию, которая сидела молча и с интересом слушала наши споры с Зоей Петровной, особенно о советской современной литературе, в которой она себя считала специалистом (из-за мужа). Эти споры едва не доходили иногда до римских сражений, в которых разгорались страсти и неслись обвинения в приверженности к социализму и строю, к его писателям; к соцреализму и совдеповской литературе (с моей стороны); в юношеском максимализме, категоричности суждений и незнании жизни (с ее стороны). Но всегда все кончалось миром и тостом за дружбу и прекрасную настоящую литературу.