Лисья рукавичка - [4]

Он выразительно покачал шипастым хвостом.

Рыцарь поднял забрало. Стало видно, что он очень молод, и что лицо у него совсем красное.

— Тебе хоть платят за это? — сочувственно спросил дракон. — Или ты так, из любви к искусству?

— В городе появился охотник на драконов, — угрожающе сообщил человек. — Хрен какой-то с бугра, ни доспехов ни шлема, один меч, да и тот ржавый. И я решил, что…

— Что сын барона всяко лучше какого-то заезжего голодранца разберется, как убить дракона?

Сын барона молчал и лишь сопел обиженно.

— Я не могу уйти просто так, — наконец сказал он.

— Желаешь, чтобы тебя унесли? — равнодушно поинтересовался дракон.

Йорген принес кувшин вина и грохнул на стол.

— Чертов дракон, — буркнул он зло, — все тут только о нем и говорят. Нам отсюда не уехать даже — никто просто съезжать не хочет, пока это дьявольское отродье не убьют! Как с цепи все посрывались. Развлечение тут у них! Дракона убивают!

— А я вчера видел, как он летел, — мечтательно сказал Другой Ханс. — Красиво.

— Тьфу, — Йорген сплюнул на пол, — давайте выпьем. Хельмут, давай стакан, налью.

К столу протолкался секретарь бургомистра.

— Господин Шеер интересуется, выполнил ли господин Фрай условия договора.

— Выполнил, — Хельмут допил вино, развязал кошель и вытряхнул на стол треугольный зуб длиной в пол-ладони. Корень зуба был покрыт еще не до конца засохшей кровью.

— Святая дева, — прошептал Ханс, — ты что ж, вправду убил его?

— А ты считаешь, что он просто позволил выдрать у себя зуб? — ехидно поинтересовался Хельмут.

— Секретарь бургомистра опасливо покосился на зуб и сказал дрожащим голосом:

— Я тут ни при чем. Мне сказали передать, что господин Шеер не считает договор выполненным, пока не увидит голову дракона. Извините, господин Фрай, но работу я вам оплатить не могу…

— Не можешь, значит, — Хельмут поднялся из-за стола. — Ну-ка… веди к твоему господину!

Он сделал шаг и ощутил, как пол плавно уходит из-под ног.

Когда-то Хельмут умел с этим бороться. Когда-то, когда был юн и полон сил.

Сейчас он разом увидел городскую стражу, серебристой лентой оттеснявшую завсегдатаев трактира к стенам. Цепляясь за ускользающую реальность, рванулся к выходу. Поздно. Лисья рукавичка, красивый пурпурный цветок… яд для людей, яд для драконов. Он вспомнил вдруг, как умолял Евгению остановиться, а она смеялась и пила свою настойку. Пила, чтобы стать такой, как все… и в конце концов стала такой, как все. Иногда ему казалось, что все это она сделала лишь назло Хельмуту. Что не любила она своего Альбрехта, а старалась сделать побольней тому, кого любила, ударить, уколоть, заставить думать о себе, помнить, помнить вечно. И это ей удалось… о, как ей это удалось!

Ноги подвели Хельмута. Он рухнул на пол.

— Славно, — сказал толстый бургомистр, выглядывая из-за спин стражников. — А вы уверены, что это он?

— Уверен, — услышал Хельмут голос Йоргена, — гляньте.

Грубые пальцы раздвинули губы Хельмута.

— Видите? — спросил Йорген, — вот этот он вытащил, чтоб вам показать. А здесь посмотрите. Неделю назад в Вальденбурге зуба у него не было. Теперь-то вон, уже наполовину торчит. Вы человека видели когда-нибудь, у которого бы зуб заместо выбитого вырос?

Хельмут застонал. Не успел вырастить зуб полностью — слишком мало времени прошло. Поторопился, польстился на щедрую оплату…

Тело не слушалось его, но щелкнуть челюстями он все еще был в состоянии. К сожалению, Йорген оказался проворнее.

— Ишь, — хмыкнул вербовщик, отирая пальцы о штаны, — кусаться вздумал, нечисть. Это ведь ты, погань, и в Вальденбурге был, и в Гёттингене тоже ты ошивался! А? Что молчишь, язык проглотил? Я по твоим следам еще от Глейхена иду, охотничек.

Хельмут поднял голову. Здесь были все. Толстый бургомистр с женой и смешливые горожанки. Угодливый трактирщик и пьяненький попрошайка. Ханс и Другой Ханс. Позади толпы он различил рыжий отблеск волос Эльзы… А впереди всех стояла бронзовокожая девушка с золотыми глазами и молча и укоризненно смотрела на Хельмута.

Потом мир милосердно померк.

Время слилось в сплошную ленту. Сменялись дни и ночи, сменялась погода, сменялись зеваки вокруг столба. Кормить Хельмута не считали нужным, но время от времени поили настоем пурпурных цветов, так что соображал он слабо. Сначала пытался отплевываться, а потом стал тихо надеяться на то, что они сделают настойку слишком крепкой, и смерть заберет его так же, как забрала Евгению. Но настойка была слабой — ее хватало лишь на то, чтобы не дать ему перекинуться.

Зря он все-таки рассказывал ту сказку. По крайней мере, Йоргену.

Однажды Хельмут очнулся. Голова была ясной, вокруг стояла теплая июльская ночь, в небесах плыла сиреневая луна, а на ступенях ратуши сидела Евгения. Тень ее струилась по лестнице странным зубчатым силуэтом.

— Прости, — сказал ей Хельмут.

— Тебя повесят через два дня, — ответила Евгения. — А это все, что ты хочешь мне сказать?

— Нет, — Хельмут протянул к ней руку, лязгнула цепь. — Я люблю тебя. Всегда любил. Поэтому и уехал, что не мог видеть этого твоего Альбрехта…

— Ты всегда был слишком горд, — Евгения потянулась, точно огромная кошка. — Что теперь осталось от твоей гордости? Ты охотишься на себя самого. Завидная судьба!