Листья полыни - [81]

Вдруг Зорко припомнил начало строки, виденное им в той книге, что читал Волкодав. Книги, которую написал он, Зорко: «Мне довелось биться при Нечуй-озере…» Так вот в чем была разгадка! Наверное, ни разу ни до этого боя, ни после него род Серых Псов не ведал таких тяжких утрат. Впрочем, как и все веннские роды. Потому, видать, и назвали озеро священным, и поклялись, что ни один ворог более не подойдет к нему, тем паче воды не зачерпнет. Верили, что отражения в черной воде — отражения победителей и павших — навеки там останутся.

Что ж, может, так и верно было поступить. Только сейчас виделось все иначе: и проще, и хуже.

— Стрелков сюда! — крикнул Зорко и сам удивился звукам своего голоса, глухого и хриплого.

Его, конечно, услышали, и пятеро веннов принялись метать стрелы в плывущего мергейта и его коня. Но тот хитер был, предугадал, что так ему уйти не позволят, и поплыл не напрямик через озеро, а под берегом туда, где стояли высокие камыши. Стрелы проходили рядом с ним, протыкая злобными змеиными головками гладкую пелену воды, но мергейту и его коню, точно заговоренные они были, все оставалось нипочем. Сотник добрался наконец до камышей и затерялся в них. Венны еще били стрелами, да где уж теперь! Мергейт, должно быть, скоро ушел в заросли ольхи и осины, под обрыв.

— Еще один сотник ушел. Тот, что седой. И с ним дюжина. Полагаю, на том берегу надо их искать. Они к Светыни идут. В твое печище не заглянут. Вон там два пути видны, какими взобраться можно. На них и буду встречать. — К Зорко подъехал Мойертах. Грудь вельха под кольчугой ходила ходуном, как прибой под Нок-Браном.

— Погоди, Мойертах, — молвил Зорко. — Когда они по такой круче вниз уйти сумели, они и поднимутся где захотят. И на том пути, по какому лодки сюда спускали, тоже пройдут, пусть мы его и завалили теперь. Пока здесь хоть один остался, уходить нельзя. И тех нельзя упустить. Потому пусть следит кто-нибудь за тем берегом.

— Послано уже, следят, — кивнул Мойертах.

— Только пускай сами в драку не лезут. Тот, что с конем с обрыва прыгнул, изрядный рубака.

— Куда там рубака! — усмехнулся Мойертах. — Это искусник. Саблей такие узоры пишет, что не каждый кистью изобразит! Тем временем помочь надо мергейтов одолеть окончательно.

Мергейты, коих осталось всего полтора десятка, умудрились как-то собраться в единый отряд. Между ними были двое десятников. Остальных убили, а если и был кто живой, то лежал не подавая ни стона, ни жеста. Это было уже не слишком ладно, зане вместе мергейты были силой большей. Так и оказалось. Эти пятнадцать, поначалу выстроивши круг и так отбиваясь прикрывая друг друга, успевая и направо и налево, зная, что и справа и слева им тоже помогут свои, вдруг разом развернулись, выдвинув вперед троих, и попытались ударить клином и прорвать окружение.

Мойертах с Зорко подоспели вовремя. Остановить порыв степняков им не удалось, но, повстречав правое крыло этого невеликого клина, они вдвоем разбросали четверых мергейтов, и клин рассыпался, и опять пошли поединки один на один или двое на одного — конных, и у веннов с вельхами не густо оставалось. Только один, из десятников, сумел выскочить на середину поляны и помчался к лесу, припав к конской шее. Но если по плывущему сотнику стрелки веннские промахнулись, то здесь тотчас всадили в спину и шею мергейту пять стрел, и конь его, заржав невесело, повлек мертвое тело вдоль опушки.

Бой завершился. Венны стащили с седла последнего степняка, с маху лупившего саблей по сторонам, и прикололи рогатинами.

И вмиг стало тихо, потому как никто более не кричал, не хрипел, не звенел клинком или тетивой, не погонял коня и не бряцала сбруя. Слышно стало даже, как плещет внизу мелкой волной Нечуй-озеро и как листва мелкая трепещет.

— Кстати ветер подул. — К Мойертаху и Зорко, молча ставшим друг против друга опустив клинки еще не отертые, подъехал Охлябя. На руку его раненую больно было смотреть, но венн, казалось, о ней и думать забыл. — Вельми жара донимать стала. Ты бы молвил что-либо, Зорко Зоревич. Мергейтов мы здесь побили, а далее что ж?

— Скажу, Охлябя Снежанич, — согласился Зорко. — Эй! Кто жив еще, меня послушайте! — Он не кричал, просто говорил громко, но на всей поляне было его слышно. — Здесь мы всех ворогов порубили. За то сами себя благодарить должны, и богов наших, и предков, и соседей добрых. И матерей рода нашего, и наших матерей тоже, и жен. Теперь те, кто ранен шибко, пускай к печищу идут, и пусть будет им там роздых. Кто в силах, те со мной пойдут. Видели, как сотник мергейтский с конем в камыши утек? Его изловить надобно и убить либо же в полон взять, зане зело страшный в драке человек. Коли обиду затаит и снова с войском сюда пожалует, беды большой не миновать. А еще раньше дюжина под кручу спуститься сподобилась без вреда для себя. И их извести надлежит. Для того на другой берег пойдем, посему одни конные мне потребны: пешком за мергейтом по лесу не погоняешься. Прочие же пускай разделятся: одни с Самосватом пойдут, посмотрят, что с Плещеем Любавичем сталось и не шастают ли мергейты еще по лесам. Кто-то пусть в печище пойдет, там побудет: не ровен час, и туда степняк приблудный заявится, так будет кому оборониться, — те Охляби слушаться будут. А некоторые пусть здесь останутся, мертвых приберут да своих от степняков отделят. Лепо ли вам такое мое решение?