Листья лофиры - [80]

Это характерно для древнего африканского материка: отутюженные тысячелетиями, плато чуть ли не по всему континенту обрываются к равнинам гигантскими отвесными ступенями. Мы вышли на одну из таких ступеней, на трехсотметровый уступ Бандиагара, что протянулся на несколько сот километров по границе Мали с Верхней Вольтой, Здесь, под нами, уступ выгнулся узкой дугой; как в морскую бухту, ворвались некогда сюда каменные волны, расшиблись вдребезги о неприступные утесы и застыли неподвижной хаотичной массой у их подножий, С утеса в створе «бухты» видна плоская желтоватая саванна — каждое деревце стоит там отдельно и с обрыва, как с самолета, кажется темным кустиком; их и не много и не мало, этих кустиков: без них саванна имела бы иной вид, но и они не нарушают ее приглушенных спокойных тонов, ее величественного однообразия.

Как ни грандиозны вздымающиеся перед нами уступы, как ни беспредельны просторы, но главной «достопримечательностью» Бандиагары было и остается ее население, люди племени догон, — их деревни, сверху похожие на кучки наших остроголовых опят, сидят на гребнях разбитых каменных волн, жмутся к самым карнизам, — и о них, догонах, хочется узнать как можно больше.

Откуда взята земля для полей, расположенных на уступе?.. Мы легко предугадали ответ, но все-таки выслушали его с невольным почтением: земля принесена снизу, из саванны. Издалека принесена и глина для жилищ; зато камни, с которыми ее смешивают при строительстве, — местные, за ними никуда не надо ходить… Что догоны выращивают на полях?.. Просо-миль, фоньо, маниок, лук, стручковый перец, табак. Есть у догонов в деревнях папайи, бананы, манговые деревья. И есть у догонов веселое дерево, которое они называют пегу; а бамбара — бембем. Доло Огобара срывает несколько некрупных, с нашу рябину, почти черных ягод с ветвей невысокого безлистного в сухой сезон дерева и не без торжественности сообщает, что из ягод пегу догоны изготовляют вино… Волокно баобабов?.. Оно идет преимущественно на веревки, но можно изготовлять и грубую ткань… На ткани более мягкие идут волокна из плодов сейбы — капок; сейбы растут чуть правее нас, прямо на отвесном уступе, и сверху трудно понять, как они там укоренились; высадили и вырастили эти деревья далекие предки нынешних догонов; деревьям никак не меньше трехсот лет, и, стало быть, уже многим поколениям жителей Бандиагары они служат «фабрикой» волокна (сейбы, кстати, близкие родственники хлопчатника)… Вода?.. В сухой сезон воды на уступе мало; ее берут из колодцев, пробитых в песчанике до водоносного горизонта, и из родников, кое-где выходящих на поверхность уступа… Можно ли посмотреть какой-нибудь источник?

— Да, мсье, — ответил Долб Огобара.

Потом он тихим голосом что-то сказал на своем наречии молодому догону, и тот мгновенно исчез.

Долб Огобара не спешил. Он согласился сфотографироваться с нами на краю уступа, и за те две-три минуты, которые ушли на эту процедуру, возле нас появилось человек пятнадцать молодых мужчин. Только после этого Долб Огобара повел нас к источнику, и мы поняли, для чего он вызвал подкрепление: к каждому из нас были приставлены телохранители в самом точном смысле слова. Предупредительность и предусмотрительность догонов доходили до того, что на крутых участках они показывали, куда нужно поставить ногу, чтобы не сорваться, и перегружали на себя всяческие наши сумки и фотоаппараты.

Так, под надежной охраной, мы спустились по уступу на несколько десятков метров и очутились… среди ветвей гигантской сейбы, у черной щели в отвесной стене обрыва. Да, укоренившаяся метров на двадцать ниже нас сейба именно в этом месте прижималась кроной к скалам, из которых слабо сочилась вода. Вода скапливалась в углублении на дне узкой горизонтальной щели, и там, у крохотного водоемчика, выскобленного людьми, лежал на сырых заплесневевших камнях старый, кое-как прикрытый одеждой догон и собирал в калебас воду. Первое, что он сделал, увидев нас, — протянул калебас с водой. Мы, не задумываясь, приняли его дар, но воды на всех не хватило. Старый догон заволновался: сначала он попытался вновь наполнить калебас, но, сообразив, что на это уйдет много времени, отбросил посудину и принялся широкими сильными движениями, улыбаясь беззубым ртом, выплескивать воду из каменной ванночки рукой, чтоб хоть немного освежить нас… Цена всему в мире относительна, но, право же, любо и радостно было видеть, с какой щедрой готовностью отдавал нам воду старый догон, воду, за которой он лез по отвесным скалам из нижней деревни.

Она хорошо просматривалась сквозь ветви сейб и баобабов, эта деревня: квадратные дворики с приставленными к ним круглыми жилыми строениями, квадратные дома, островерхие зернохранилища… И мы сказали Долб Огобара, что хотели бы спуститься в нижнюю деревню.

— Да, мсье, — ответил Долб Огобара.

Он повел нас сложной окружной дорогой: сначала мы вскарабкались на скалистый вал, который ранее миновали с помощью туннеля, а потом пошли по его плоской вершине к гигантской трещине, разбившей уступ… Солнце уже стояло в зените и пекло нещадно — температура наверняка поднялась до сорока. Дорога даже по гребню скалистого вала изобиловала такими крутыми спусками, что нашим телохранителям по-прежнему приходилось бдительно следить за нами. Собственно, никакой «дороги», конечно, не было и в помине, не было даже сколько-нибудь заметных тропок. Но, вопреки только что сказанному, тропки существовали, и притом постоянные: даже за несколько веков босые ноги догонов не выбили на бронированном песчанике дорогу, но по особым признакам догоны уверенно различали тропы, которых я просто не замечал. Несколько раз мне казалось, что я нахожусь в тупике и пути вперед нет. И неизменно меня выручал провожатый.