Листья лофиры - [72]

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Юсуф Траоре — представитель племени моей. Мали населяет неисчислимое количество больших и малых народов и племен. Самые многочисленные среди них — народы группы мандингов, бамбара прежде всего, а также малинке, сонрхаи, сонинке, диалонке. По всей стране рассеяны фульбе, которых здесь называют «пэль». На севере, в при-сахарских районах, живут кочевники — берберы, арабы, туареги.

Моей — их большое и сильное племя некогда создало государство Уагадугу — обитают в основном в пограничной с Мали Верхней Вольте, но немало их расселилось и по территории бывшего французского Судана. Большинство моей — анимисты; ислам нашел лишь немногих приверженцев в их среде.

Юсуф Траоре — человек образованный, и едва ли его можно заподозрить в приверженности к анимизму. Но и мусульманином он не стал. Его белая, не без лихости сдвинутая на бок шапочка — отнюдь не дань религиозной традиции, а со вкусом подобранная деталь туалета.

Юсуф Траоре принадлежит к числу людей, сразу же вызывающих симпатию к себе. У него очень темная кожа, широкий «утиный» нос, маленькие, но живые, искрящиеся умом и юмором глаза. Он говорит быстро, коротко и заразительно смеется. Движения у него быстры и точны. Он производит впечатление человека, уверенно идущего к своей цели, — к большой цели, не допускающей ни колебаний, ни сомнений. Не могу представить себе, чтобы Юсуф Траоре обратился к кому-нибудь со словом «патрон», в Мали, как и в Гвинее, официально принято обращение «товарищ», и в устах Юсуфа Траоре оно звучит просто и естественно.

Сейчас Юсуф Траоре сидит у круглого стола на внутреннем забетонированном дворике отеля. На столе — бутылка с водой, бокал. И маленький полупроводниковый приемничек, вложенный в сумку с двумя ручками. Над приемником торчит небольшая антенна, напоминающая тонкую восковую свечу, и слышится музыка — знакомая музыка, хотя я и не могу припомнить композитора. Юсуф Траоре ждет, пока мы умоемся желтой, время от времени прыскающей из душа водой и приведем себя в порядок после дороги. Мне удалось это проделать быстрее, чем другим, и я могу посидеть в тени и понаблюдать.

За двориком отеля находится та самая насыпная дорога, по которой мы приехали в Мопти. Вдоль дороги, по обочинам ее, растут высокие акации, населенные желтоголовыми и серыми ящерицами. За дорогой раскинулось водохранилище, показавшееся мне из окна джипа затопленной долиной. Отсюда, с моего наблюдательного пункта на веранде отеля, видна и земляная дамба, тоже усаженная акациями, — по ней снуют уменьшенные расстоянием человеческие фигурки.

Юсуф Траоре протягивает руку к приемнику, и музыка становится чуть слышнее — классическая европейская музыка, так странно звучащая здесь, в глубинном африканском городке Мопти, основная часть которого виднеется за водохранилищем.

Теперь, вблизи, Мопти кажется сложенным из плотно пригнанных больших плосковерхих домов-кирпичей, среди которых, как на старой стене, выросли деревья. Вот такие жилища — глиняные дома с плоской кровлей, иногда как бы поставленные один на другой, — первыми начали строить, говорят, за несколько тысячелетий до нашей эры жители Вавилона и Египта. Потом этот тип построек перекочевал в Судан, и нынешние малийские города, наверное, более, чем какие-либо другие, похожи на египетские и вавилонские городские поселения… Южнее, в Гвинее, например, где дождливый сезон продолжается дольше трех-четырех месяцев, глиняные плосковерхие домики уже не выдерживают напора ливней, и стены хижин африканцы прикрывают там высокими коническими крышами.

Общий вид Мопти был бы скорее непривычен, чем живописен, если бы не мечеть. Ничего подобного мне никогда не доводилось видеть. Представьте себе в окружении плоских глиняных домиков огромное здание, составленное из разновысотных башен: две башни с заостренными пиками стоят по краям, а между ними, подобно заточенным кольям фантастического размера, выстроены в ряд башни пониже, и все они — ощетинены, все усажены черными шипами, торчащими в разные стороны… Легче поверить, что это замок средневекового феодала или и замок и храм, принадлежащий человеку воинственному, фанатичному, свирепому, навязавшему свою волю тысячам и тысячам людей. Характер ли архитектора, характер ли заказчика-владыки или эпохи в целом запечатлелся в сооружении столь неожиданного вида, но, право же, трудно допустить мысль, что мечеть эту строил благодушный добряк…

Или все дело в целесообразности?.. Может быть, островерхие мечети дольше противостоят ливням, а грозные шипы — это всего навсего водостоки или крепления?

Надеюсь, мне удастся кое-что узнать о суданских мечетях, а пока я присоединяюсь к товарищам и иду вместе с ними к Юсуфу Траоре, который выключает приемник и поднимается нам навстречу. Он говорит, что готов ответить на все наши вопросы и сам о многом надеется узнать у нас, но ему думается, что сначала следует осмотреть город.

— Мопти — африканская Венеция, — довольно неожиданно заявляет Юсуф Траоре и смотрит, какое это производит на нас впечатление. — Город с большим будущим, — не забывает напомнить он.

Мы принимаем предложение Юсуфа Траоре и, вместе с нашим гидом, старым учителем Мамбе Сидибе, покидаем отель. Мамбе Сидибе надел черные защитные очки в желтой роговой оправе, и вид у него сейчас внушительный и строгий. Оказывается, Юсуф Траоре некогда учился в школе у Мамбе Сидибе, и нынешнему заместителю коменданта округа и города, наверное, не раз доставалось от строгого учителя.