Листья лофиры - [66]

Мне неведом тот конкретный путь, который привел эмигранта из Болгарии в Африку, но в самой фигуре владельца отеля нет ничего загадочного. Не помню, по какому поводу, но как-то зашла речь о религии, и владелец отеля сказал, что сам он православный, жена у него протестантка, а дети католики. Эта внешняя «веротерпимость» на поверку оборачивается обычной беспринципностью. Родина, страна, убеждения — все это пустое, а реальное — деньги.

Где их добывать? Там, где легче, а в Африке они доставались и достаются проще, чем во Франции… Как? Безразлично.

Я говорил, что улица наша лишена дневных центров притяжения, но зато располагает вечерним: фабрикант болгарской простокваши (он выпускает две с половиной тысячи баночек в день) и владелец отеля содержит еще публичный дом, не работающий только по пятницам (день молитв у мусульман)…

…Отель «Мир» имеет два, если так можно выразиться, корпуса, причем расположены они на разных сторонах улицы. Второй корпус, поменьше, обнесен высоким забором с металлическими шипами поверху, и к этому забору пристроена халупка, которой владеют два сенегальских предпринимателя — муж и жена. Передняя, обращенная к улице, часть халупки отведена под лавку хозяйственных товаров; лавка настолько мала, что за прилавком умещается лишь один человек: обычно там сидит жена, а муж поджидает покупателей, сидя прямо на земле, у высоченного забора. Вторая часть халупки целиком занята ложем: вечером супруги забираются на него прямо с улицы, а утром, спустив ноги с кровати, оказываются на улице.

4 апреля, незадолго до нашего приезда, одну из центральных площадей Дакара переименовали в Площадь Независимости. Вчера нас возили туда. Основная достопримечательность площади — огромное здание французского банка. Из стекла и бетона, ультрамодернистское здание это служит местом сосредоточения бесчисленных лимузинов, то и дело подкатывающих к подъездам, стеклянные двери которых снабжены фотоэлементами и бесшумно распахиваются перед входящими в них важными особами.

…Мы все еще пробираемся среди уличной толчеи по Дакару, огромному городу с трехсоттысячным населением, мы захватываем краем европейские кварталы, раскинувшиеся на базальтовом плато, кварталы, застроенные виллами, увитыми бугенвиллеей, и белыми, открытыми бризам с океана административными и жилыми многоэтажными зданиями… Мы проезжаем мимо огромного порта — вчера мы осматривали его и видели горы арахиса, сложенные у причалов; на арахис приходится восемьдесят процентов экспорта Сенегала, и выручка от продажи образует важнейшую составную часть бюджета страны. Путь наш минует африканскую часть Дакара, но вчера мы были в медине, видели ее кривые, без зелени, улочки, темно-серые фанерные домики под толевыми крышами и даже заходили в гости к Бадиану.

Бадиан не зря совершил поездку по странам Африки. В Конго он встречался с Патрисом Лумумбой; гибель героя конголезского народа потрясла его. Бадиан говорил нам, что считает своим долгом написать книгу о жизни и трагедии Лумумбы и работает над ней.

Он надеется в скором времени закончить книгу, и он закончит ее, если какие-либо непредвиденные обстоятельства не помешают ему.

— Рюфиск, — говорит Бадиан; он гид и не забывает о своих обязанностях. — Бывший центр арахисового района.

Да, как и Луга, — бывший. Когда-то французы насильно заставляли сенегальских крестьян выращивать арахис, а ныне земли истощены и брошены. Кстати, фосфориты, которые добываются у Тиеса и которые хотя бы отчасти могли восстановить плодородие почв, французы вывозили и продолжают вывозить за пределы Сенегала.

Нынешний Рюфиск — в общем мало чем примечательный городок — запомнился нам еще огромным зданием обувной фабрики, на котором красовалась вывеска: «Батя». Изгнанный из Чехословакии обувной король подвизается ныне в странах Африки и Южной Америки… Цементный завод под Рюфиском, в местечке Баргни, — ветер нес в сторону синего океана белые прозрачные облака пыли — тоже, конечно, принадлежит иностранной компании.

Баобабовый лес. Честное слово, не представлял себе, что может быть такой. Баобабы всегда рисовались мне одинокими гигантами, возвышающимися посреди саванны, а здесь — настоящий парковый лес из баобабов, среди которых просто теряются все другие деревья, за исключением веерных и кокосовых пальм. Тонкие, зеленогривые пальмы воспринимаются в баобабовом лесу как талантливо найденный художником штрих, оживляющий весь пейзаж. Баобабы стоят без листьев — лишь отдельные редкие сучья почему-то зеленеют, — и узловатые растопыренные ветви их опалены солнцем до цвета золы.

Соломенные деревушки, выстроившиеся вдоль дороги, забиты зеленью — пальмами, манго, дынными деревьями; маленькие деревца за околицей прикрыты сетчатыми колпаками из колючих веток, чтоб не повредил скот, наверное… Кое-где гуляют по сухой саванне палы, оставляя после себя черную, подернутую пеплом, долго дымящуюся землю… Изредка попадаются небольшие стада зебу и черно-белых овец… Огромные грифы — шарояры — нехотя отлетают в сторону, завидя автобус… А за деревушками, за баобабовым лесом то просвечивает, то угадывается океан— холодный, спокойный, и когда дорога выходит на берег, мы видим черные фигуры рыбаков, вытягивающих закидные невода.