Листья лофиры - [34]

Право же, никто из нас ничего подобного не ожидал.

Арданов растерян.

— Почему же мсье отказался от занятий философией? — не очень-то кстати спрашивает он.

— Я предпочел практическую деятельность, — говорит шеф-директор и кладет щипцами себе в бокал с вином кусок льда. Потом он поднимает серые холодные глаза на Арданова и ждет, спросит ли тот еще что-нибудь.

Но Арданов больше ничего не спрашивает. Он молчит, и мне кажется, что мы думаем об одном: о сложности человеческих судеб в середине двадцатого века. Перед нами сидит француз, шеф-директор международного консорциума, присосавшегося к Гвинее, сидит философ, сражавшийся с фашистами, выдержавший долгое заключение в концлагере и после выхода на свободу отправившийся за океан, в колонию — работать. Да, работать, потому что ему, как и всем, нужно жить и потому, что он не нашел подходящей работы на родине…

Вотуры, кем-то спугнутые с дерева, кружат над бунгало; по земле проносятся их черные тени, и слышны тяжелые взмахи крыльев…

…После обеда мы вновь ездим по Фриа, осматриваем стандартные домики общежитий, цеха и наконец приезжаем в карьер, туда, где рвут взрывчаткой красную землю Африки, чтобы увезти ее за океан. Карьер — как огромная раскрытая рана, в которой копошатся не тонкие хирургические инструменты, а ревущие экскаваторы, мощные бульдозеры, тяжелые самосвалы с непропорционально большими, в толстенных зубчатых шинах, колесами; все машины раскрашены в яркие кричащие тона; работают на них гвинейцы.

Шеф-директор поднимает с земли кусок красно-бурого боксита, подкидывает его в воздух и ловит, потом снова подкидывает и снова ловит. Шеф-директор стоит перед нами, слегка расставив ноги, развернув плечи, и рассказывает нам, что по договоренности между держателями акций каждый получает долю глинозема пропорционально вложенному капиталу и каждая компания вывозит свою долю куда ей заблагорассудится. Шеф-директор еще раз подкидывает кусок боксита, еще раз ловит его и говорит, что скорее всего этот кусок попадет в Америку, на алюминиевые заводы в районе Великих озер. Впрочем, он может остаться в Африке, если достанется компании «Пе-шине» — она вывозит глинозем в Камерун, в Эдеа, где имеются алюминиевые заводы. А может быть — красно-бурый кусок боксита вновь взлетает вверх, — он совершит путешествие в Норвегию, куда отправляют свою долю швейцарцы.

Потом шеф-директор бросает кусок боксита в ядовито-желтый самосвал, который напоминает мне гигантское насекомое.

— Се ту, — говорит шеф-директор. — Все.

Оставляя на земле красные рубчатые шрамы, самосвал, за рулем которого сидит гвинеец в пробковом колониальном шлеме, везет боксит к приемным бункерам корпуса дробления, на шаровые мельницы. Путь за океан начат.

Мы благодарим шеф-директора за внимание и расстаемся с ним — уверенным в себе, крепким энергичным человеком.

Да, пока неприступными бастионами высятся корпуса консорциума «Фриа» на солнечном плато Кимбо. Но право же, шеф-директор отлично знает, что с приходом независимости и на Фриа произошли изменения: строже следят профсоюзы за условиями труда, введен гарантированный минимум зарплаты в тридцать шесть гвинейских франков в час, определена продолжительность рабочего дня, сдержанней, чем прежде, ведет себя администрация… На дорогах, ведущих с плато Кимбо к побережью, выставлены посты, и полосатые шлагбаумы поднимаются лишь после того, как гвинейские полицейские проверят, какой груз везут машины: каждая тонна глинозема облагается налогом в пользу государства…

Нейштадт, конечно, не зря ездил в одной машине с шеф-директором. Например, ему удалось узнать кое-что любопытное о загадочном «психотехническом» методе подбора учеников в школу младшего технического персонала во Фриа… Комбинат расположен на территории, заселенной гвинейцами племени фульбе, и фульбе составляют основную массу рабочих. А по «психотехническому» методу подбирались гвинейцы из других племен, не знающие языка фульбе, и делалось это, разумеется, с одной целью: противопоставить и по национальным признакам, и по служебному положению будущих техников — рабочим… Разделяй и властвуй! — прием старый, как мир…

Но, право же, этот прием никогда не свидетельствовал о силе завоевателей, а сегодня он не может свидетельствовать и о мудрости их. Особенно в Гвинейской Республике. Как с тягчайшими пережитками прошлого, борется страна с расовыми предрассудками, племенным национализмом, местничеством… Официально это называется «деколонизация мыслей и привычек» — мы уже слышали эти слова. В данном случае речь идет о воспитании чувства государственности у людей, которые фактически никогда не были объединены в одно государство, которые жили интересами племени, а то и одной деревни… И потому, что страна покончила с колониализмом, едва ли можно сомневаться в успехе деколонизации мыслей…

Мы снова едем вдоль крутого зеленого уступа Фута-Джаллона, и снова слева от шоссе тянется ровная насыпь железной дороги, мелькают небольшие мостики над пересохшими ручьями… По этой самой железной дороге всего несколько дней назад прошел первый состав, груженный глиноземом Фриа. Тепловоз тащил вагоны к конакрийскому порту, в котором нам уже довелось побывать. Порт Конакри— глубоководный, вполне современный: по соседству с сейбами и кокосовыми пальмами высятся там подъемные краны, металлические колпаки нефтехранилищ, складские помещения, железнодорожная эстакада, тянутся на многие сотни метров бетонированные причалы, на которые змейками вползают рельсы железнодорожных путей.